Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

Мы провели длинный и интересный день у Пильняков, где и заночевали. На следующее утро на своей маленькой американской машине Пильняк отвез нас в Зубалово, куда мы были приглашены Григорием Федоровичем Гринько, народным комиссаром финансов СССР. Он принимал нас со свойственным ему радушием, русско-украинским. Его дочь Ирина, молодая девушка с карими глазами на милом круглом личике, хозяйничала за столом. Трогательны были взаимная любовь и нежность отца и дочери. Но сколько горя должна была перенести в таком близком уже будущем бедная Ирина…

Там же, в Зубалове, находилась дача Якова Сауловича Агранова. В ГПУ, затем в НКВД ему был подчинен отдел, занимающийся надзором за интеллигенцией. Все это прекрасно знали. И на всех писательских вечеринках неизменно присутствовал Агранов, "Янечка", как звали его писатели. Он появлялся всюду, где собирались компании, а некоторых приглашал к себе в гости. Теперь трудно разобраться, кто дружил с ним искренне, а кто считал, что если "Янечка" присутствует, то в случае возможного доноса можно сослаться на него. Теперь только диву даешься, как многие тогда еще ничего не понимали. Как это ни странно, нам издали было видней и понятней, чем некоторым людям, находившимся в гуще событий.

К этому времени институт "сексотов” — тайных осведомителей — был уже широко развит и проникал во все поры государственного аппарата, общественной жизни, партийных и комсомольских организаций, домовых комитетов и т. п. Все чувствовали себя под неусыпным надзором невидимых, но бдительных "сексотов". Даже люди, облеченные, казалось бы, полным доверием "отца народов", находились под наблюдением. По этому случаю известный бард революции Демьян Бедный рассказал Раскольникову в моем присутствии следующую историю.

Одно время Сталин приблизил к себе Демьяна Бедного, и тот сразу стал всюду в большой чести. В то же время в круг близких друзей Демьяна затесался некий субъект, красный профессор по фамилии Презент. Эта личность была приставлена для слежки за Демьяном. Презент вел дневник, где записывал все разговоры с Бедным, беспощадно их перевирая. Однажды Сталин пригласил Демьяна Бедного к себе обедать. "Он знает, что я не могу терпеть, когда разрезают книгу пальцем, — говорил Демьян Раскольникову. — Так, представьте себе, Сталин взял какую-то новую книгу и нарочно, чтобы подразнить меня, стал разрезать ее пальцем. Я прошу его не делать этого, а он только смеется и продолжает нарочно разрезать страницы”.

Возвратясь из Кремля, Демьян рассказывал, какую чудесную землянику подавали у Сталина на десерт. Презент записал: "Демьян Бедный возмущался, что Сталин жрет землянику, когда вся страна голодает". Дневник был доставлен "куда следует", и с этого началась опала Демьяна.

Мать Феди и брат Александр Федорович приехали из Ленинграда, чтобы повидаться с нами. Мы много времени проводили с ними и с моими родителями. Наше пребывание в Москве подходило к концу. И мы, еще не отдавая себе полного отчета, радовались этому. Что-то в атмосфере Москвы казалось все более и более удушающим, даже угрожающим. Вскоре неожиданный инцидент открыл нам глаза.

Уже давно Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, страстный собиратель архивов (в то время он был директором Литературного музея), уговаривал Раскольникова сдать на хранение в этот музей его чрезвычайно богатый историко-политический и литературный архив. У Раскольникова были большие, не только партийные и военные, связи, неизбежные в силу той роли, которую он играл в Октябрьской революции и гражданской войне; не только дружеские дипломатические отношения с эмиром Афганистана Амануллой-Ханом, которому он спас жизнь, но и богатейшая переписка, как дружеская, так и деловая, почти со всеми советскими писателями. Ведь он долгие годы был ответственным редактором журнала "Красная новь". Кроме того, его работа в Главреперткоме и в Главискусстве позволила завязать дружеские связи не только с легендарными постановщиками тех лет, такими, как Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд, Таиров, но и со многими другими режиссерами и артистами. Естественно, что в его архиве были чрезвычайно интересные вещи. И Владимир Дмитриевич никогда не упускал случая напомнить Феде, что его долг — держать свой архив в целости и сохранности, что не всегда возможно в условиях частной квартиры. Поэтому Раскольников решил передать свой архив на сохранение в Литературный музей. В один из последних дней перед нашим отъездом Федя отправился на квартиру моей сестры, где хранился его огромный желтый сундук, битком набитый драгоценными документами. Он хотел привести в порядок свои бумаги, прежде чем сдать их в музей, и обещал скоро вернуться. В нашем номере собрались несколько друзей. Кроме Фединых, были и мои — Марианна Унксова, она была замужем за Д.М. Шепиловым, тогда секретарем Новосибирского обкома, был также мой школьный друг Оскар Гильчер.