С каждым днем понемногу, но неотвратимо, безудержно мы отрывались от прежней жизни и летели в какую-то ужасную пропасть. Каждый день Федя с кипой газет входил в мой маленький салон. Он молча указывал пальцем на заголовки газет, где имена героев революции печатались с эпитетами: "бешеные псы", "похотливые гады", "троцкистские шпионы и предатели” и прочее. Также молча мы обменивались взглядами. Мы поняли, что надо быть осторожными, что мы теперь находимся под особым наблюдением "недремлющего ока" Яковлева, скромного секретаря консульства, негласного представителя НКВД. Я уже застала одну из уборщиц, жену курьера охраны, прильнувшей ухом к двери маленького салона. С тех пор мы никогда больше не вели откровенных разговоров о том, что происходит в СССР, в стенах полпредства. Мы знали, что у них есть уши. Когда становилось невыносимо молчать и красноречивых взглядов было недостаточно, мы уезжали за город, на широкую, обсаженную деревьями дорогу ко дворцу во Вране, там никогда никого не встречалось. Оставив автомобиль и шофера, мы долго гуляли и говорили, говорили. Теперь мне странно читать некоторые мемуары тех лет, где авторы утверждают, что не понимали, почему и зачем эти кровавые ужасы и кто в них повинен, или верили всему, что писалось в советских газетах. Раскольников знал и понимал с самого начала, что Сталин намерен уничтожить всех старых большевиков, и раз начавшийся террор катится, как снежный ком…
М.В. Буравцев, со дня на день откладывавший свой отъезд в отпуск, обязательно в СССР, наконец уехал. Скоро до нас дошли слухи, что он в чем-то обвинялся и бегал в Москве по разным учреждениям, собирая бумажки, доказывающие его невиновность. Немного позже мы узнали, что его жена Евгения Донатовна арестована. Она была польского происхождения.
Внутри полпредства устанавливалась тяжелая атмосфера страха и подозрительности. В советских газетах ежедневно открыто призывали всех граждан "разоблачать врагов народа", пробравшихся на ответственные посты в партии и государстве. "Если вокруг себя вы не видите шпионов и вредителей, то это не потому, что их нет, а потому, что вы недостаточно бдительны". Каждый знал, что, если он вовремя не "разоблачит" соседа, сосед "разоблачит" его. Ловлей врагов занимались кустарным способом все. В полпредстве собрания партячейки походили на охоту с лассо. Каждый старался накинуть на шею товарища петлю потуже. Вспомнили, что два года тому назад на политкружке один из сотрудников брякнул что-то о старом лозунге Бухарина "Обогащайтесь!", обращенном к крестьянству. От этого лозунга сам Бухарин давно отрекся. Но бедного X. без конца допрашивали, порицали, выносили выговоры. Напрасно он утверждал, что его не поняли, что у него и в уме не было вытаскивать из забвения этот лозунг, его даже не слушали, а продолжали твердить абсурдные обвинения. Никому не верили на слово, ведь великий вождь сказал: "Верят на слово только дураки". Придирались ко всякой мелочи, абсолютно ничтожной, не имеющей никакого значения. Но эта мелочь в руках интригана могла бросить в тюрьму и разрушить жизнь несчастного. Шофера Раскольникова, хорошего и умного парня, консул Ткачев, гнусное ничтожество, распустившееся пышным цветом в этой отравленной атмосфере (его поддерживал Яковлев), обвинял в какой-то настоящей глупости, но сумел представить это почти как акт вредительства. Напрасно Раскольников защищал своего шофера, тот был отозван.
Раскольников, кроме "Правды" и "Известий", выписывал несколько периферийных газет. В районных масштабах тоже занимались истреблением "врагов народа". Каждый знал, что, хотя в газетах поминают большей частью известные имена, однако и людей ничем не заметных хватали, объявляли японскими и немецкими шпионами или вредителями и бросали в тюрьмы. То, что мы читали в провинциальных газетах, не поддается описанию. Это был настоящий бред сумасшедшего! В маленьком глухом городе какая-то учительница сознавалась, что по наущению фашистских шпионов должна была отравить детей доверенного ей класса, всыпав яду в питьевую воду. Зачем понадобилось фашистам отравлять детей, осталось неизвестным. Но даже задать такой вопрос, вполне понятный, было бы опасно. Или бдительные комсомольцы разоблачали в Туле японского шпиона, готовившего взрыв самоварной фабрики, и т. п.
А письма жен, родителей, детей, горько кающихся в своей слепоте, благодарящих "наши родные органы", вовремя разоблачившие "гнусных гадов, продавшихся фашистскому охвостью", и умолявших тех же доблестных чекистов по заслугам наказать "эту гнусь", то есть их мужей, отцов, детей. Теперь, когда я пишу об этом, мне верится с трудом, что такая подлость и низость могла существовать. Подлость и низость, конечно, не этих обезумевших от страха людей, вынужденных публично отрекаться от своих близких, чтобы попытаться спасти этим других близких, но подлость и низость власти тирана, насадившего это в стране.