Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

— Не только. Еще и мессией. Я не знаю, откуда они это взяли. Да и не только они, а и другие тоже. Представляешь, они думают, что я мессия? Я? Который не смог сдать экзамены в лос-анджелесской школе механиков.

— Не понимаю, при чем здесь школа механиков?

— Дети всегда спешат. Как я могу быть мессией? Я ведь не творю чудес.

— А мессия должен творить чудеса?

— Он должен обладать кое-какими способностями. — Горди нахмурился. — От него не требуются чудеса Иисуса, ходившего по водам и насыщавшего голодных. Это все дурное использование каббалы, от которого толку мало. И мои видения тоже бесполезны для людей. Мессия должен лечить людей, помогать им. — Он поежился. — Мы все ждем прихода мессии. Как можно быстрее. Может, он и придет скоро. Но я за себя не отвечаю. Я безумец, ребенок. Но не мессия.

XII

Что за видения? Почему он за себя не отвечает?

Оставшуюся часть дня я провел с Горди в разговорах. Он жил в этом поселочке, работал в пекарне и посещал ешиву в соседнем поселке Кирьят Арба, намереваясь стать раввином. Он скучал по своей семье и друзьям, оставленным в Лос-Анджелесе, но надеялся, что они все в конце концов совершат алию. Я спросил его, что он думает о рабби Липски, и Горди ответил, что считает его великим человеком, которого Израиль еще оценит, и своим духовным отцом. Чтобы не отпугнуть Горди, я больше не упоминал о Джозефе Дамуре и неожиданном отлете моего собеседника в Израиль в день взрыва.

На закате Горди пригласил меня принять микве, ритуальное омовение.

Мы спустились с холма и вошли в небольшой еврейский квартал, тот самый, где жила Ханна Клейн. Вместе с нами в баню шли еще несколько евреев, некоторые были вооружены.

В предбаннике Горди неожиданно сказал:

— А в бане мне всего один раз было видение. Я видел Ковчег завета.

— Ковчег завета?

— Да, он летал. Это было так прекрасно. А затем ко мне подлетел ангел и сказал, что я должен уйти в ущелье и упражнять себя.

— В ущелье?

— Да, в горах. Недалеко от того места, где однажды хранился Ковчег завета. Тогда я смогу принести жертву.

Когда я уже почти разделся, я вдруг заметил в окно, как около тротуара остановилась машина марки "Линкольн", за рулем сидел человек, вломившийся в мой гостиничный номер, которого в уме я уже называл "взломщиком". Я поспешно оделся и выскользнул из бани. Подкравшись к машине сзади, я разглядел, что, кроме моего старого знакомца, в ней было еще три человека.

Когда одетый Горди вышел из бани, все четверо уставились на него, а потом машина медленно тронулась с места и исчезла за углом.

Я подошел к Горди.

— С тобой все в порядке? Я уже стал беспокоиться, — сказал он.

— Извини. У меня диабет, и, когда припрет, я должен срочно съесть что-нибудь сладкое. Теперь все в порядке.

Мы отправились в старенькую синагогу, где Горди помолился, а я сделал вид, что молюсь. После молитвы я проводил Горди до дома Ханны Клейн.

— Вы все еще здесь? — удивленно спросила Ханна, увидев меня.

В двери показался высокий человек средних лет в шикарном итальянском костюме и стетсоновской шляпе.

— Джон Амброуз Кракауэр, скромный слуга господа бога и пастор евангелической церкви тела Христова из Техаса, — представился он.

XIII

— Мне кажется, все вы здесь свихнулись. Религия — это болезнь.

— Может, ты и прав, — засмеялся Макс.

Мы сидели с ним в том же самом кафе, что и накануне.

— Еще бы не прав, — сказал я. — Этот Горди — парень приятный, но чокнутый. Дети ходят за ним повсюду и говорят, что он мессия. А он, скорее всего, убийца.

Макс вздрогнул, а я тут же пожалел, что сболтнул лишнее, — непростительный поступок для профессионального сыщика.

— И кого же он убил?

— Араба в Лос-Анджелесе.

— Чтобы не ставить тебя в неловкое положение, детали у тебя выспрашивать не буду.

— Может, тебя смущает, что я расследую убийство араба?

Макс пожал плечами.

— Ты думаешь, я расист? Арабы тоже умирают. А кроме того, я вижу тебя насквозь. Для тебя все наше дело — сплошная трагедия… Гитлер убивал евреев. А теперь они приехали сюда и, чтобы выжить самим, становятся минитиранами — не нацистами, но все равно не очень приятными людьми.

— Видишь ли…

— Подожди. Это еще не все. Тебе наверняка не нравится наш милитаризм, торговля оружием, наша помощь Южной Африке и никарагуанским контрас, отношение к палестинским беженцам, недоброжелательство ашкенази[14] к сефардам[15] и наоборот, шпионаж против США, религиозный фундаментализм, консервативная социальная структура и отказ от социалистического идеала.

— Слава богу, хоть антисемитом ты меня не назвал.

— Потому что ты им не являешься. Ты просто недооцениваешь и нас… и себя…

Тут послышались голоса Бренды Вайнтрауб и Чайи Брача.

XIV

— Привет, Мозес. Как твои дела?

— Все так же. Что тебе удалось узнать?

— С арабами ничего не вышло. Терзи начисто отрицает, что они посадили своего человека тебе на хвост. Кроме того, я пытаюсь выяснить, что происходило с рабби Липски в тот пятилетний период, о котором у нас нет никаких сведений.

— Спасибо, Шанталь, продолжай.