— Я-то здесь по делу. А вы? — Он изучающе смотрел на меня. — Чтобы общаться с такими людьми, незачем было уезжать из Америки.
— Согласен… Но мы с Канделем оказались очень дальними родственниками. Он попросил меня позвонить ему, когда окажусь в Израиле, — и вот я здесь. Впрочем, мне уже это все надоело.
Я пошел дальше, исподтишка наблюдая за Гурвицем, который чувствовал себя явно не в своей тарелке. Вот он, оглянувшись по сторонам, вышел во двор, миновал бассейн, остановился около раздевалки, обсаженной бугенвиллеями, постучал в дверь три раза. На стук вышел здоровенный детина, телохранитель рабби Липски, которого Ирв назвал Боазом, и покачал головой, отсылая Ирва прочь. Из раздевалки послышались истошные крики на иврите. Это уже, как говорят, становилось интересно.
Я осторожно прокрался за раздевалку, залез на забор и заглянул внутрь сквозь маленькое зарешеченное окно. В комнате было полно телефонов и киноплакатов. Видимо, хозяин пользовался ею как дополнительным кабинетом. Кричал истошно сам Кандель. Против него стоял рабби Липски.
— Давайте лучше по-английски, — сказал Липски, мотнув головой в сторону своего громилы-телохранителя Боаза.
— Что такое, рабби? — спросил Кандель. — Своих людей уже боитесь?
— Я никого не боюсь, мистер Кандель.
— Не придуривайтесь, мистер Ларсон. И не пытайтесь уверить меня, что вам поможет бог. Хватит с меня этого дерьма! Я вас слишком хорошо знаю. Я вам был нужен, чтобы решить ту щекотливую проблему. Теперь расплачивайтесь!
— Я же сказал… вы получите свои деньги. Все в порядке. Зачем такая спешка?
— Если я не получу эти деньги в пятидневный срок, пеняйте на себя.
— Не угрожайте мне, Кандель. Если вы хоть пальцем тронете меня, вас разорвет полумиллионная толпа евреев!
— Хотя бы здесь не корчите из себя царя евреев. Убирайтесь-ка отсюда. И возвращайтесь, только когда ваш мальчишка сделает дело… и когда с деньгами все будет в порядке. — Нажав на кнопку переговорного устройства, он крикнул: — Где мои ребята? Срочно ко мне.
Я спрыгнул с забора. "Взломщик" и его приятели меня более не интересовали. Надо было обдумать неожиданное свидание Канделя с Липски. Я еще услышал, как они обменялись несколькими фразами на иврите и как хлопнула дверь. Я вернулся в дом. Ни Ирва Гурвица, ни Липски, ни Боаза я не увидел. Зато к гостям вышел Кандель. Я улучил момент, когда он остался один, и подошел к нему.
— Вы меня помните, мистер Кандель?.. Марти, Марти Шугарман. Мы встречались пять лет тому назад в Калифорнии. Я покупал у вас права на показ вашего фильма по телевидению.
Кандель тупо уставился на меня.
— Ах, да. Как же, как же. Марти… Так как дела?
— Прекрасно. Мне у вас здесь нравится.
— Рад.
— Послушайте, Менаше, у меня есть идея, которую я хочу обсудить с вами.
— Хорошо… Позвоните моему секретарю завтра утром. — Он попытался улизнуть, но я схватил его за руку.
— Идея прекрасная. Она касается еврейского фильма и…
— Еврейские фильмы не приносят доходов.
— Знаю, знаю. Но он построен на одном из романов Зингера[16]
, и в Чикаго есть одна богатая дама, которая готова заплатить большие деньги, если предприятие будет освящено каким-нибудь знаменитым раввином. А я тут пил коктейль около бассейна и заметил, что из раздевалки вышел сам великий Иуда Липски.Кандель молча поглазел на меня, потом откашлялся.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Никакого Иуду Липски вы здесь видеть не могли. Вы ошиблись.
— Нет, я совершенно уверен, что видел рабби Липски.
— Боюсь, что вы перепили, мистер… Шугарман. — И он ушел.
Я понял, что мне пора уносить ноги.
Остальную часть ночи я провел, лежа без сна в моей ешиве, в размышлениях о том, что может быть общего между Менаше Канделем и Иудой Липски. О каких деньгах шла речь? И что это за деликатная проблема, которую Кандель решил для раввина? Что-нибудь, связанное с женщиной? На Липски это совсем не похоже. Впрочем, как знать. И почему Кандель называл его мистером Ларсоном? И какое это все, черт возьми, имеет отношение к убийству Джозефа Дамура?
Как бы то ни было, наутро я решил снова навестить Горди. На пути в Хеврон, в пяти милях от Иерусалима, стоит Вифлеем. Там я заметил скопление людей. На возвышении стоял преподобный Джон Амброуз Кракауэр. Я остановил машину и подошел поближе.
Евангелиста окружала пестрая толпа человек в пятьсот, но обращался он не столько к людям, сколько в камеру стоящей неподалеку передвижной телестанции.
— Кое-кто считает, что Библия всего лишь историческая книга, — говорил он. — Что ж, это действительно историческая книга, написанная богом для прошлого и будущего.
В толпе я заметил Ханну Клейн, которая с двумя детьми стояла неподалеку от сувенирного киоска.
Она зло посмотрела на меня и отвернулась.
— Где Горди? — спросил я. — Я имею в виду Иисуса.
— Иисус отправился поразмышлять и помолиться.
— В Хевроне или в каком другом месте?
— Размышление — дело сугубо личное.
Взяв за руки детей, она отошла от меня. Тут я заметил микроавтобус Липски. А Липски как и зачем здесь оказался? Я поспешил к машине. Из нее вышли сам Липски и двое его телохранителей.
— Шалом, рабби, — сказал я.