Дионис преследуемый

здесь следует говорить не о философии прошлого, но о философии будущего, грядущей философии вечно воскресающего Диониса, Дионисийской философии Другого Начала. Происходит обнаружение двух Логосов: Аполлонического (в основе которого — привативные пары) и Дионисийского, «темного» Логоса, подлинно экстатического и открытого. Преодолевая Аполлонический principum individuations, темный Логос устремляется за пределы, снимая проблематику фиксированной формы всех вещей. Хайдеггер обнаруживал следы философии другого Начала в досократической мысли, однако не-Аполлоническая философия, известная как Philosophia Perennis не попадала в поле внимания немецкого мыслителя. Александр Дугин ставит неожиданный вопрос: не является ли вся Philosophia Perennis Дионисийской философией, поскольку «её главные свойства в том, что она основывается как раз на топике открытого Логоса, сердечное знание в ней ставится всегда заведомо выше головного, недуальность отношения Бога и мира является открытым принципом, а парадокс и апория, символизм и мистериальность — излюбленными методами передачи и освоения»¹²⁰? Таким образом, мы можем говорить о двух философиях; при этом нужно обратиться к тезису «Логос рождается из Мифоса», что означает — «Аполлон вырастает из Диониса». Следует ли из этого, что Дионису принадлежит область Мифоса, но не Логоса, или же мы действительно имеем дело с другим, не-Аполлоническим Логосом, структуры которого нам предстоит выявить?

В книге «В поисках темного Логоса» А. Дугин осуществляет философскую процедуру такого выявления. Он акцентирует внимание на гетевском упоминании о «дороге к Матерям бытия», тем самым обнаруживая связь между Дионисом и Великой Матерью как подлинной антитезой Логоса Аполлона. Налицо градуаль-ность, которая конституируется тремя философиями:

Аполлон: солнечный Логос, классическая западноевропейская философия.

Дионис: «темный» Логос, другое Начало философии.

Кибела, Великая Мать (материя): «черный» Логос, философия хаоса, философия хоры.

Логос Диониса, «будучи мужским и божественным, сопряжен с солярным разумом Аполлона. Но вместе с тем у него есть другая сторона, связанная с глубинами Великой Матери, с подпольем хаоса, с хорой. Эта сторона делает его Логос темным, т. е. амбивалентным, переплетённым с безумием, окрашенным одновременно в золото Зевса и мрак ада. Логос Диониса не светлый и не чёрный. Он именно темный, тьмяной. Своё безумие Дионис исцеляет непроглядной мощью богини черного камня. И от этого предельно густого мрака свет его божественного сознания озаряется с новой силой»¹²¹. Логос Диониса находится «между», что и позволяет структурировать градуальность трёх философий, приходящую на смену привативной структуре, которая подразумевает доминацию единственного — Аполлонического Логоса — Логоса западноевропейской философии, обращающей Диониса в «бегство».

Важно, что, покидая область Мифоса, философ Дионис не утрачивает глубинной связи с ним. Даже проходя мистерии Кибелы, погружаясь ниже самой нижней границы, он не перестаёт быть другим Логосом. Более того, пишет А. Дугин, Дионис «открывает тайну Великой Матери, формулу Хаоса». Таинство Великой Матери в том, что она тоже Логос, «черный» Логос земли, абсолютно закрытый для Логоса Аполлона (ибо Аполлоническое не допускает никакой чрезмерности, рассматривая ее как враждебную демо-ничность), и открывающий себя в мистерии посвящения — Логосу Диониса. Связь Диониса и Великой Матери позволяет говорить о трёх философиях, трёх Логосах. Согласно ряду исследователей, Дионис стал заместителем хтонических богинь-матерей, начиная с VIII-VII вв. Изначально культ этого божества был именно материнским, женским. В книге «Дионис и прадионисийство» Вяч. Иванов называет единую хтоническую богиню единственным прообразом (пра)Диониса. Отсюда можно сделать вывод, что дионисийский культ пришел на смену культу хтонической богини.

Ницше был, безусловно, прав, когда утверждал, что «везде, куда ни проникало Дионисийское начало, Аполлоническое упразднялось и уничтожалось». Не свидетельствует ли закат за-

падноевропейской философии о вторжении Логоса Диониса, тайном возвращении доселе сокрытого «темного» Логоса философии Другого Начала?

Немецкий философ не только противопоставлял Аполлониче-ское начало Дионисийскому, он выявлял не-Дионисийское — сократическое, губительное начало, которое не было чисто Апол-лоническим, ибо в Сократе Аполлоническое начало достигло логического схематизма, подобно тому, как Дионисийское выродилось в натуралистический аффект в Еврипиде. Философ называл Сократа противником Диониса, мыслителем, чьему оку «был недоступен благорасположенный взгляд в дионисийские глубины». Сократ, этот Аполлонический одиночка, выступает у Ницше как противник Диониса, и оказывается разорван менадами афинского судилища, знаменуя, по словам немецкого мыслителя, упадок трагедии. Отвержение Сократом области Мифоса сделало Логос доминантным.