Дневник парижского горожанина

405. Засим указанный регент, герцог Бедфордский, во главе своего войска выступил в поход, едва лишь к тому представилась возможность и преследовал арманьяков ночью и днем, до того дня, следующего за последним четвергом, бывшим прежде середины августа, каковой день пришелся на вторник, приблизился к арманьякам, так, что они оказались друг против друга в пределах видимости. Когда же они увидели регента, арманьяки поспешили собрать вместе свои отряды, притом определив что всего у них было около XVIII тысяч человек, и тогда же послали своих герольдов[1195], чтобы те вызнали о количестве людей у сказанного регента, и те [вернувшись] клялись своей честью, что их было не более X тысяч. Узнав же о том, арманьяки в рядах каковых обреталось множество ломбардцев, составлявших весьма добрую конницу[1196], объявили таковым: «Вам, ломбардцам, составляющим весьма добрую конницу, мы приказываем, когда разгорится битва, в количестве III тысяч зайти им в тыл, после чего вам следует убивать всех и каждого, никого не беря в плен ради выкупа». Ломбардцы же согласились с таковым планом, регент же в свою очередь приказал своему войску готовиться к бою, сказанный же бой должен был состояться на гладкой равнине, открытой со всех сторон. Своим же всадникам он приказал спешиться и привязать лошадей позади расположившегося войска, по три или по четыре, так чтобы головы одним упирались другим в крупы, и всех лошадей привязали таковым образом, одну к другой, так что они также не могли сдвинуться с места, ежели не сдвинутся все прочие, ибо они привязаны были одна к другой весьма тесно[1197]. Когда же оба войска выстроились в боевой порядок, арманьяки, чьи души отягчены были тяжким грехом[1198], послали к регенту [своих порученцев], дабы те выведали о его намерениях, и предложили ему заключить доброе соглашение вместо того, чтобы сражаться, ибо весьма страшились тяжести совершенных грехов[1199]. Регент же, со всей твердостью духа отвечал, что им столько раз случалось нарушать ими же данное слово, что им не было больше веры, и что отныне им не следует ждать ни соглашения, ни перемирия ранее, чем они будут окончательно разбиты. На том переговоры завершились сами собой, и оба войска перешли в наступление и [принялись бить и поражать друг друга] всеми способами и оружием, предназначенными для войны, каковые только можно измыслить, будь то луки и арбалеты, или прочее. И многие разразились криками боли и жалобами, и множество людей распростерлось на земле, чтобы не подняться более, и бывало так, что один преследовал, другой спасался бегством, и один умирал, навалившись на другого, а тот лежал на земле, раскрыв [в удушье] рот, и столько крови пролили в этот день христиане, убивая тех, кого никогда не встречали ранее, едино лишь ради скромного жалования каковое рассчитывали получить. И битва была весьма жестокой, и трудно было сказать, кто в ней отличился более. Арманьяки же весьма большие надежды полагали на лобмардцев, каковым приказано было зайти в тыл войску регента Франции, и расстроить его ряды, в то время как те забыли о том, что им было сказано, завидев сплошной ряд лошадей, прикрывавших тыл, и посему оставив всякую мысль о том, кто ныне одерживает верх, а кто терпит поражение, одержимые едино жаждой наживы, они перебили несчастных пажей и слуг, обретавшихся при лошадях, не решившись при том прийти на помощь своим, а вместо того, присвоили себе добрых коней и все, что на них было навьючено, и вместе с добычей пустились прочь, по обыкновению грабителей и трусов, не думая более о том, чтобы отправиться к своим. Когда же арманьяки поняли, что те не вернуться более, то по сказанной причине пришли в великое смятение, ибо прознали от одного из своих герольдов, что ломбардцы бежали прочь без единого выстрела, предпочитая бою грабеж, и посему в битве их оставалось не более XV тысяч, но тяготивший их грех стал им во всем препоной; и они не в состоянии были свершить ничего достойного, ибо по их вине пал герцог Бургундский. Когда же англичане увидели, что они пришли в великое смятение, сплотились и доблестно ударили на них всей своей мощью, и теснили их прочь все больше и больше, так, что противнику было уже не вздохнуть, и наконец, те ударились в бегство, желая едино спасти свои жизни, в то время как люди регента преследовали их по пятам до самого Вернея, что в Перше. И там же разыгралась жестокая резня, и всего их полегло [от мечей и другого] оружия, как то утверждали герольды не менее IX тысяч[1200]. И тогда же оказался в плену герцог Алансонский[1201], в то время как граф д’Омаль[1202], сын графа д’Аркура и граф Дуглас Шотландский[1203] погибли оба, и вместе с ними погиб граф Бюшан[1204], а также погиб граф де Тоннерр[1205], и граф де Вентадур[1206] погиб, и также виконт де Нарбонн[1207]; ему же мертвому отрубили голову а тело вздернули на виселицу, а голову насадили на острие длинного копья[1208].