Дневник парижского горожанина

423. Далее, после Пасхальных праздников, но несколько ранее чем праздник Св. Иоанна Крестителя[1253], жителям улицы Сен-Мартен и иных улиц, к ней прилегающих, дано было соизволение открыть ворота Сен-Мартен[1254], заплатив за то из своего кармана и собственных сбережений, а также построить подъемный мост, и заграждения, коротко говоря, все, чему положено быть у ворот, каковые сооружения к тому времени сильно были повреждены; ибо одна из арок моста была разрушена вместе со всеми прилегающими к ней стенами, все заграждения успели сгнить, а замки покрыться ржавчиной. Коротко говоря, казалось, будто все это не открывалось в течение последних XL лет, так все было испорчено и пришло в негодность. Однако, жители широкой улицы Сен-Мартен приступили к делу со всей тщательностью, приложив к тому все силы и все средства, каковые только имелись в наличии, так, что смело можно было утверждать, что они отдались тому со всей страстью, ибо каждый десяток[1255], едва к тому приходила очередь, отправлялся туда, неся с собой лопаты, мотыги, плетеные корзины всяких видов, каковые наполнялись и опустошались как тому следовало быть[1256], в то время как из рвов поднимали наверх огромные глыбы, каждая весом словно бочонок вина и более того. С ними же бок о бок трудились священники и клирики, прилагая к тому все усилия и старание, равно изнурением своих тел, так и деньгами, выплаченными рабочим, дабы сказанное дело закончено было как можно ранее и любой желающий мог проезжать [через ворота] верхом или же в повозке. И все пришло к завершению не далее как через семь недель, в то время как многие, ежели не все, утверждали, что работа эта закончена будет к празднику св. Ремигия[1257], как люди и повозки, как то уже было сказано, смогли проходить [через ворота] беспрепятственно, это же произошло в году тысяча IIIIc XXV. И говорили, будто в тот день через ворота прошло более народа, чем за XXX лет до того. В сказанный же день ворота охраняли десятники названного квартала, а также квартальный староста и пятидесятник, и в названный же праздник св. Лаврентия[1258], каковой пришелся на среду, устроен был добрый пир.

424. Далее, в последнее воскресенье августа месяца отель, называвшийся Арманьякским, каковой обретался на улице Сен-Оноре[1259], был разрушен до основания, а также четверых слепцов поместили в некое огороженное пространство, каждому из них дав в руки палку, и там же обреталась крупная свинья, каковая полагалась в качестве приза ежели им довелось бы ее убить. Они же принялись за дело, и разыгравшееся состязание имело вид весьма странный, ибо они изо всех сил колотили друг друга тем более, чем сильнее желали попасть по свинье, нанося удары весьма тяжкие, и будь у них в руках подлинное оружие, закончили бы смертоубийством[1260].

425. Далее, в субботу, предшествовавшую вышеназванному воскресенью, сказанных слепцов провели по всему Парижу, в полном вооружении, впереди же них несли знамя, на каковом изображена была свинья, в то время как впереди них вышагивал человек, бивший в большой барабан[1261].

426. Далее, в день Св. Лупа и Св. Эгидия[1262], каковой пришелся на первый день сентября, в субботу, некие жители соответствующего прихода[1263] пожелали устроить себе праздник, что и было сделано. Тогда же взяли шест высотой в шесть туазов или около того[1264], и одним концом воткнули его в землю, в то время как к верхнему концу привешена была корзина, куда поместили жирную гусыню и VI бланов и сказанный шест весьма щедро смазали салом[1265], после чего велено было объявить, что ежели кто сумеет добраться до сказанной гусыни, и для того поднимется по шесту, без всякой к тому помощи, получит в свое распоряжение гусыню и шесть бланов, однако никто, сколь ловок бы ни был, не сумел до них добраться. Правда, тем же вечером молодой слуга, каковому удалось подняться выше всех прочих, получил гусыню, при том, что ни деньги, ни корзина ему так и не достались, это же произошло прямо по соседству с улицей Кинкампуа, на улице Гусиной.

427. В следующую же за тем пятницу лишился головы некий рыцарь, прослывший весьма жестоким грабителем, имя которому было мессир Этьенн де Фавьер[1266], уроженец Бри, весьма жестокий разбойник и хуже чем разбойник, несколько же его приспешников закончили жизнь на парижской виселице и на иных виселицах.