406. Далее, из арманьяков на поле боя найдены были мертвыми две тысячи IIIc LXXV латников или около того[1209]
.407. Далее, среди людей регента, мертвыми было найдено около III тысяч человек, и среди таковых весьма небольшое число знатных[1210]
.408. Те же, что были заперты в городе, видя столь великий разгром, дабы спасти свои жизни положили за лучшее сдаться на милость регента, и таковое намерение исполнили. Среди них же обретались раненые, другие были скорее мертвы, чем живы, и посему их всех выгнали прочь из города, совершенно безоружными, повергнув их таковым образом в великое смятение.
409. Далее, ломбардцы, укравшие лошадей, о чем рассказано было ранее, отнюдь не пожелали двигаться далее всем сообща, посему же часть из них встретили неподалеку от Шартра и многих из них убили и ранили, и ограбили до нитки, названная же битва пришлась на четверг, на XVII день августа месяца, тысяча IIIIc XXIIII года. В следующую за тем пятницу, на XVIII день сказанного месяца, в Париже повсюду жгли костры, и весьма пышно праздновали поражение арманьяков[1211]
, ибо говорили, будто те хвастались, что ежели им случится одержать победу над нашими людьми, не пощадят ни женщин, ни детей, ни герольдов, ни менестрелей, и всех без исключения поразят мечами[1212].410. Далее, в день Рождества Св. Богородицы, что в сентябре месяце[1213]
, регент прибыл в Париж, и Париж украшен был по всему пути его следования, и улицы были украшены и убраны весьма чисто. И навстречу ему вышли парижане, все без исключение одетые в алое[1214]. Он же прибыл около пяти часов после обеденного времени, и часть ожидающих вышла прочь из города, к капелле Сен-Дени[1215], дабы ожидать там его прибытия, и завидя его, все громкими голосами запели Te Deum, laudamus[1216] и вслед за тем иные гимны во славу Божию[1217]. Засим, он въехал в Париж в сопровождении свиты и горожан, и везде, где случилось проезжать, его приветствовали громкими криками «Noel!»[1218] Тогда же на углу Ломбардской улицы его уже дожидался некий музыкант, игравший на своем инструменте, и выряженный столь замысловатым образом, как то не видано было ранее.411. Далее, у входа в Шатле представлена была весьма прекрасная мистерия, состоявшая из сцен Старого и Нового Заветов, в каковой участвовали парижские дети, представлявшие словно бы картины, изображенные на стене, без слов и телодвижений[1219]
. Засим, насладившись вдосталь сказанной мистерией, он отправился в собор Нотр-Дам, где его принимали словно Господа, ибо те, что оставались в городе, а также каноники собора Нотр-Дам, принимали его с величайшей честью, и пели один за другим все гимны и псалмы, каковые только знали, а также играли на органах и трубах, и все колокола звонили беспрестанно. Коротко говоря, даже римляне во время своих триумфов никого не чествовали столь пышно, каковые почести пришлись на долю ему и его супруге, каковая всегда сопровождала его, куда бы ему не довелось отправиться[1220].412. Далее, в сказанном году урожай винограда выдался столь богатым, как то не помнили даже старожилы, при том, что вино, и вслед за тем сосуды, для такового необходимые, были столь дороги, что за за два или три пустых бочонка[1221]
давали полный бочонок вина, а пуансон[1222] вина, без учета налога, стоил XVI-XVIII парижских солей, коротко говоря, многие предпочли сохранять свое вино в подземных погребах, каковые же приказывали для себя вырыть. Однако, [к концу сезона уборки винограда], вино торговалось уже в таком количестве, что за пинту[1223] просили дубль[1224], при том, что три подобных дубля по цене равнялись одному блану[1225], а во времени праздника Св. Ремигия[1226], каковой в этом году пришелся на воскресенье, пинту вина можно было приобрести за один денье.413. Далее, вечером того же дня, когда регенту случилось прибыть в Париж, как о том сказано было ранее, по всему Парижу стали жечь костры, выражая тем самым свою великую радость[1227]
, и случилось сказанное в день Рождества Св. Богородицы, в пятницу.414. Далее, люди всякого звания, за исключением единственно правителей, за каждый бочонок вина, каковой им принадлежал, принуждены были платить весьма тяжкий налог, ибо все те, чьи виноградники обретались за воротами Сен-Жак и Бордель[1228]
, вынуждены были за каждый бочонок платить по III парижских соля полновесными деньгами, а за пуансон, бочонок или же барель вина[1229], в соответствующих тому долях. Причиной же тому была необходимость содержать англичан, охранявших ворота Сен-Дени и другие ворота, ибо арманьяки в тех местах продолжали рыскать по округе.415. Далее, по эту сторону мостов, платить приходилось половину от сказанного, ибо мерзкие разбойники в сказанных местах не появлялись, и посему, здесь не требовалось и латников[1230]
.