До 1000 родов

Ибо, если в собрание ваше войдет человек с золотым перстнем, в богатой одежде, войдет же и бедный в скудной одежде, и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: «тебе хорошо сесть здесь», а бедному скажете: «ты стань там» или «садись здесь у ног моих», то не пересуживаете ли вы в себе и не становитесь ли судьями с худыми мыслями? (Иак. 2:2—4).

Я не буду останавливаться на словах Иакова о лицеприятии, хотя подобные предупреждения никогда не станут устаревшими. Хочу обратить ваше внимание на два слова, встречаемые в этом отрывке. Используемое здесь слово «собрание» буквально переводится как синагога. Второе слово — это «ваше» собрание; он говорит: ваша синагога, подразумевая, что была не одна синагога, а множество. Это нисколько не противоречит ответу Иакова, данному апостолу Павлу в 21-й главе Деяний. «Тысячи» иудеев уверовали. Только в первый день их насчитали около трех тысяч. Значит, места их встреч должны были быть достаточно велики, чтобы вместить большое количество людей. Упоминая эти собрания евреев-христиан, Иаков называет их синагогами. Как мы уже с вами разобрали, христиане из евреев продолжали обрезывать своих сыновей, и собирались они в синагогах. Обратите внимание на то, что далее в послании Иакова эти синагоги называются церквями (Иак. 5:14).

Но при этом возникает закономерный вопрос. Какая прослеживается связь между обрезанием и синагогой? Предположим, что отец (христианин из евреев) только что обрезал своего сына. Можно ли сравнивать положение того мальчика в христианской синагоге с положением сына современного баптиста в Церкви своего отца? Были ли обрезанные мальчики членами христианского заветного общества или нет? Как понимали родители-Иудеи положение своего ребенка в синагоге в соответствие с учением апостолов?

Задавая эти вопросы, мы должны помнить, что, используя слова — синагога и Церковь, — мы относим их к одному и тому же понятию. Американская Церковь и Церковь Шотландии представляют собой одно и то же — поместное собрание святых.[1] Разница в названиях не имеет никакого значения. Точно также и община христиан из язычников, и синагога христиан из иудеев являлись зримым, поместным собранием святых. Так каковы же были отношения между маленьким иудейским мальчиком (три недели отроду) и синагогой его отца?

Позвольте задать этот вопрос несколько иначе. Встречаем ли мы в Новом Завете примеры того, что какие-нибудь младенцы являлись полноправными членами какой-нибудь зримой христианской заветной общины? Если мы говорим «нет», то этим мы утверждаем одно из двух. Либо апостолы были не правы, позволив евреям-христианам продолжать обрезывать своих младенцев, (они должны были настоять на прекращении этой практики), либо апостолы изменили само понятие обрезания в христианских семьях, и теперь это была всего лишь традиция еврейской культуры: «у иудеев есть обрезание, а у римлян — тоги».

В первом случае подрывается авторитет апостолов. Когда Петр поколебался в Антиохии, Писание недвусмысленно повествует нам об этом. Мы читаем о том, что Павел лицемерил, и Павел противостал ему, обличив Петра прямо в лицо. Итак, если мы признаем, что апостолы в чем-то ошиблись, касаясь вопросов обрезания, тем самым мы говорим, что их пример и учение, в общем-то, ненадежны. В таком случае давайте есть, пить, веселиться, ибо завтра умрем. Не лучше и второй вариант. Авторы Нового Завета всегда отзывались об обрезании как об установленном Богом обряде, имеющем огромное значение: и в отношении благословения, и в отношении проклятия. Новый Завет не содержит никакого указания на то, что апостолы превратили обрезание из знака завета в простой этнический символ. Наоборот, они выступали в защиту обрезания перед неверующими иудеями, считая, что святой знак осквернялся через непослушание Богу и неверие. Они также противостали какой бы-то ни было попытке обрезать язычников, утверждая, что для них достаточно данного Христом крещения. Господь оставил такое повеление, чтобы язычники входили в Церковь посредством крещения. Иисус сказал ученикам пойти и научить все народы, крестя их, — Он не повелел обрезывать их.

Тогда у нас остается только третий вариант. Обрезание младенца означало, что младенец становился членом поместной синагоги. Итак, если существовало христианское обрезание (а оно существовало), и если были христианские синагоги (а они были), и если христиане, посещающие эти синагоги, были теми же верующими, которые обрезывали своих сыновей (а это было так), тогда единственно возможный вывод в данной ситуации следующий: мы с уверенностью можем сказать, что членами некоторых христианских церквей первого столетия были младенцы.