Осень и зима выдались трудными не только для доктора Торна, но и для его племянницы. Хоть Мэри гордо заявила, что с легкостью проживет без Грешемсбери, в реальности оказалось, что сделать это непросто. Всю жизнь она регулярно посещала поместье, и оно стало таким же привычным ей, как родной дом. От давних привычек нелегко отказаться. Если бы можно было уехать, стало бы проще, но Мэри по-прежнему ежедневно проходила мимо ворот, разговаривала со слугами, знавшими ее так же хорошо, как своих молодых леди, – иными словами, сохраняла постоянный контакт с Грешемсбери. Проблема заключалась не только в том, что мисс Торн перестала заходить в поместье, но и в том, что все вокруг знали об этом. Да, Мэри действительно могла прожить без Грешемсбери, но жизнь эта стала беднее и скучнее. Она чувствовала – нет, почти слышала, – как в деревне каждый мужчина, каждая женщина, каждый мальчик и каждая девочка рассказывали всем вокруг, что мисс Торн больше не ходит в большой дом из-за леди Арабеллы и молодого сквайра.
Беатрис, разумеется, навестила отверженную, но что могла сказать ей Мэри? Правду и только правду! Увы, не всегда легко сказать правду даже самой близкой подруге.
– Но ведь ты придешь к нам теперь, когда Фрэнк уехал? – спросила Беатрис.
– Нет, ни за что. Визит не доставит удовольствия ни леди Арабелле, ни мне самой. Поверь, Триши: с посещением милого старого Грешемсбери покончено навсегда. Впрочем, не исключено, что лет через двадцать буду прогуливаться по лужайке с твоим братом и вспоминать детские забавы – если, конечно, будущая миссис Грешем меня пригласит.
– Но как же Фрэнк мог поступить настолько неправильно, настолько жестоко, настолько несправедливо? – с горечью воскликнула Беатрис.
Мисс Торн не пожелала обсуждать ситуацию в таком свете: ее понимание вины Фрэнка в корне отличалось от этого. В ее глазах жестокость находила естественное оправдание в многочисленных обстоятельствах, которых Беатрис в полной мере не понимала. Мэри испытывала готовность поддерживать леди Арабеллу и других обитателей дома в том, чтобы обуздать страсть Фрэнка, потому что она не хотела быть причастной к гибели молодого наследника, и все же не могла признать его неправоты и даже жестокости по отношению к ней.
Потом пришел сам сквайр, и это испытание оказалось еще тяжелее визита Беатрис. Мэри было очень трудно с ним беседовать: единственное, чего хотелось, – чтобы мистер Грешем как можно скорее ушел. И все же, если бы отец Фрэнка не появился, если бы полностью проигнорировал ситуацию, она бы обиделась. Мэри всегда оставалась его любимицей, всегда встречала только самое доброе отношение.
– Мне очень жаль, что так получилось, Мэри. Очень жаль, – начал мистер Грешем, вставая и крепко сжимая обе ее ладони.
– Уже ничего не исправить, сэр, – с улыбкой ответила девушка.
– Не знаю, – пожал плечами сквайр. – Не знаю. Что-то надо придумать. Совершенно уверен, что ты ни в чем не виновата.
– Нет, – очень спокойно произнесла Мэри, как будто положение сложилось объективно, само собой. – Разумеется, нет. Иногда случаются неприятности, в которых некого винить.
– Не понимаю, как такое случилось, – продолжил сокрушаться сквайр. – Но если Фрэнк…
– О! Давайте не будем его обсуждать, – рассмеялась Мэри.
– Ты наверняка понимаешь, насколько мне дорог сын, но если…
– Мистер Грешем, ни за какие блага мира я не стану камнем преткновения в ваших отношениях с сыном.
– Мне нестерпима мысль о твоем отлучении от дома, Мэри.
– Не стоит переживать: со временем все встанет на свои места.
– Но ведь тебе здесь будет очень одиноко.
– Я это как-нибудь переживу. Здесь все в моей власти – вот что важно.
Сквайр не в полной мере понял смысл ею сказанного, но кое-что все-таки уловил. Леди Арабелла была вольна изгнать ее из дома; сквайр имел право запретить сыну думать о неподобающем браке; ничто не мешало Грешемам любыми доступными способами охранять сокровища Грешемсбери на собственной территории, но пусть не суются на ее территорию! Подчинившись первой же суровой рекомендации хозяев поместья, Мэри поддалась публичному проявлению неодобрения, потому что своим ясным умом сразу поняла, что родители Фрэнка сделали то, что ее совесть должна одобрить. Она безропотно согласилась стать в общем мнении той нежеланной персоной, которую бесцеремонно выдворили из Грешемсбери из-за молодого сквайра. Исправить положение Мэри не могла, как не могла позволить судьям совершить следующий враждебный шаг. За воротами поместья она на равных условиях встречалась и с Фрэнком Грешемом, и с леди Арабеллой, так пусть же каждый ведет собственную войну.