Так прошли дни отсутствия доктора дома и первая неделя после его возвращения. В это время постоянно возникала необходимость общения со сквайром. Отныне доктор Торн являлся официальным обладателем недвижимости сэра Роджера и, следовательно, всех закладных на недвижимость мистера Грешема. Естественно, что джентльменам постоянно требовалось что-то обсудить, но доктор не появлялся в поместье по иным поводам, помимо сугубо медицинских, поэтому сквайру приходилось проводить много времени в доме доктора – в его кабинете.
Вскоре леди Арабелла окончательно утратила душевное спокойствие. Да, Фрэнк учился в Кембридже и благополучно пребывал вдали от Мэри с тех самых пор, как бдительная матушка заподозрила опасность. Фрэнк отсутствовал, а во всем виноватая возлюбленная находилась в официально признанном домочадцами изгнании. Однако леди Арабелла не могла достичь умиротворения, пока ее дочь общалась с преступницей, а муж столь же тесно – с преступником. Со временем ей стало казаться, что, изгнав Мэри, она тем самым изгнала саму себя из тесного круга обитателей Грешемсбери. Воспаленное воображение преувеличивало важность девичьих бесед и рождало страх: что, если доктор способен уговорить сквайра пойти на очень опасные уступки? – поэтому леди Арабелла решилась на вторую дуэль с доктором Торном. В первой схватке воительница неожиданно быстро одержала победу. Ни один самый нежный голубь не смог бы оказаться более податливым, чем тот ужасный противник, которого она годами считала слишком могучим для прямой атаки. В течение десяти минут удалось подавить сопротивление доктора и отказать от дома как ему самому, так и зловредной племяннице, при этом не потеряв ценных медицинских услуг. Как всегда с нами происходит, ее светлость сразу начала презирать покоренного врага, считая, что, однажды поверженный, тот больше никогда не воскреснет.
Леди Арабелла поставила себе целью разорвать все доверительные контакты Беатрис с Мэри, а также по возможности нарушить тесное общение сквайра с доктором. Следует заметить, что обе задачи можно было легче решить посредством умелого управления собственными домочадцами. Властительница попыталась применить этот метод, но безуспешно. Строго отчитала Беатрис за неблагоразумную дружбу с Мэри Торн, причем намеренно в присутствии сквайра, но это оказалось большой ошибкой: мистер Грешем занял сторону девушки и заявил, что не желает ссоры между своим семейством и домом доктора, что Мэри во всех отношениях достойная подруга их дочери, а в заключение предупредил, что не допустит, чтобы она пострадала по вине легкомысленного Фрэнка. На этом история не закончилась, как не закончились и разговоры в Грешемсбери. Финал настал, когда леди Арабелла решила сказать несколько веских слов доктору относительно целесообразности окончательного запрета общения Мэри с кем-либо из членов их семьи.
С этой целью она разбудила льва в его берлоге – точнее, доктора в его кабинете. Узнав, что Мэри и Беатрис договорились с Пейшенс о том, что проведут вторую половину дня в доме священника, ее светлость воспользовалась возможностью и лично явилась к доктору Торну. С тех пор как она в последний раз оказала честь скромному жилищу, прошли годы. Мэри настолько органично вошла в круг Грешемов, что навещать ее никогда не приходило в голову, а потому если только девушку не укладывала в постель серьезная болезнь, то хозяйке поместья нечего было делать в доме доктора. Она понимала, что сопутствующие обстоятельства добавят визиту важности, и считала полезным обставить встречу как можно торжественнее.
План оказался настолько успешным, что вскоре леди Арабелла уже сидела в кабинете наедине с доктором. Ее ничуть не смутила пара лежавших на столе человеческих берцовых костей, которые доктор Торн зачем-то постоянно трогал и перекладывал во время разговора, и даже не напугал до обморока улыбавшийся с каминной полки детский череп.
– Доктор, – начала леди Арабелла самым доверительным и добрым тоном, как только закончились формальные приветствия. – Доктор, я все еще переживаю за своего мальчика, а потому решила как можно скорее с вами встретиться и поделиться тревогой.
Доктор поклонился и заверил, что сожалеет о любых возможных волнениях относительно благополучия молодого друга.
– Правда, доктор, глубоко переживаю. Поэтому, надеясь на ваше благоразумие и веря в вашу неизменную дружбу, решила прийти и поговорить открыто.
Леди Арабелла умолкла, а доктор снова поклонился.
– Никто лучше вас не знает, насколько ужасно положение дел сквайра.
– Не так уж все плохо, не так плохо, – мягко успокоил доктор. – Во всяком случае, насколько мне известно.
– Ужасно, доктор. Поистине ужасно. Вы знаете, какую огромную сумму он должен сыну сэра Роджера Скатчерда. Я не знаю, потому что сквайр никогда не говорит со мной о делах, но представляю, что сумма настолько огромна, что способна поглотить поместье и погубить Фрэнка. Вот почему называю положение ужасным.
– Нет-нет, леди Арабелла. Надеюсь, что разорение Фрэнку не грозит.