Доктор Торн

– Чем болен ваш господин? – спросил доктор Филгрейв, медленно поворачиваясь к Джо и по-прежнему потирая руки. – Что его беспокоит? В чем заключается недомогание?

– О, в чем заключается недомогание? Если говорить прямо, то порой баронет слегка перебирает, а потом его терзают всякие ужасы. Как это называется? Кажется, что-то белое и горячее.

– Ах, понятно. А скажите-ка, милейший, кто за ним присматривает?

– Присматривает? Я и его матушка, то есть ее светлость.

– Да. Но какой доктор его лечит?

– В Лондоне есть Грейсон, а…

– Грейсон! – повторил Филгрейв с таким видом, словно неизвестное, ничего не значившее в медицинских кругах имя никогда не тревожило его слух.

– Да, Грейсон. А здесь им занимался Торн.

– Из Грешемсбери?

– Да, из Грешемсбери. Но они с Торном не поладили, и теперь у баронета остался только я.

– Сегодня же утром посещу Боксал-Хилл, – решил Филгрейв. – Точнее говоря, слегка изменю маршрут и отправлюсь туда немедленно.

Сделав важное заявление, он приказал вознице избрать такой путь, чтобы первым делом попасть в Боксал-Хилл, и подумал: «Невозможно, чтобы в одном и том же доме со мной дважды обошлись в равной степени пренебрежительно».

К двери особняка доктор Филгрейв подъехал не в самом безмятежном состоянии духа. Он не мог не помнить ту торжествующую улыбку, которой соперник наградил его в холле, не мог не думать о возвращении в Барчестер без гонорара и о бесчестье, которое приобрел в медицинском мире, отказавшись от пятифунтовой банкноты леди Скатчерд. Однако с тех пор он и сам одержал серьезную победу. Замечая доктора Торна на улицах деревни, он окидывал побежденного соперника презрительным взглядом и в двадцати домах по всему графству повторял, что леди Арабелла наконец-то сочла необходимым довериться его заботам. И вот сейчас, стоя возле постели сэра Луи Скатчерда, доктор Филгрейв вновь испытал триумф. Что касается леди Скатчерд, то ее светлость даже не показалась: спряталась в своей комнатушке, а пригласить доктора наверх отправила Ханну и лишь украдкой выглянула в приоткрытую дверь, услышав скрип сапог, когда, закончив визит, доктор Филгрейв степенно спускался по лестнице.

Не станем описывать осмотр сэра Луи. Теперь уже не имело значения, кто именно стал бы его лечить: Торн, Грейсон или Филгрейв. Доктор Филгрейв сразу понял, что ни личность, ни квалификация врача в данном случае не важны: по крайней мере, на это его квалификации хватило, как и на то, чтобы ощутить желание немедленно избавиться от безнадежного пациента, оставив того в руках доктора Торна.

Джо не ошибся, описывая болезнь своего господина. Сэра Луи действительно «терзали всякие ужасы». Если кому-нибудь из отцов выпадет несчастье в виде сына, охваченного греховной страстью к алкоголю, посоветуйте отвести дитя в комнату алкоголика, одержимого «ужасами». Если это его не излечит, то не поможет уже ничто.

Не стану ввергать читателя в отвращение рассказом о страданиях бедняги: описанием ввалившихся, но горящих глаз, запавшего рта, осунувшихся щек, пересохших обветренных губ, то горячего, то внезапно покрытого ледяным потом лица, дрожащих рук и почти парализованных ног, но еще хуже физических страданий выглядели страшные умственные усилия в поисках алкоголя – усилия, которым порой следовало уступить.

Доктор Филгрейв быстро понял, что за судьба ожидала мученика, и постарался сделать все возможное, чтобы ее облегчить. В большой роскошной спальне с выходящими на север окнами в мучениях лежал медленно умирающий молодой сэр Луи Скатчерд. А около года назад в другой большой роскошной спальне с окнами на юг умер прежний баронет – не столь молодой, но еще недавно полный недюжинных умственных и физических сил. Оба пали жертвой одного и того же греховного пристрастия. Вот чем закончилось процветание дома Скатчердов!

Из Боксал-Хилла доктор Филгрейв отправился в Грешемсбери. День выдался утомительным и для него, и для лошадей, но гордость проезда по парадной аллее парка компенсировала и затраты, и усталость. Подъезжая ко входу, доктор неизменно приклеивал на лицо самую сладкую из всех возможных улыбок, причем особенно любезно и услужливо потирал руки. Он редко видел кого-нибудь, кроме леди Арабеллы, но и не хотел встречаться с прочими членами семьи. А оставив пациентку в приятном расположении духа, с удовольствием в полном одиночестве выпивал бокал шерри и съедал сытный ленч.

В этот день, однако, слуга сразу пригласил доктора в столовую, где тот обнаружил Фрэнка Грешема. Дело в том, что леди Арабелла наконец-то решила послать за доктором Торном, и в результате потребовался дипломатичный посредник, способный мягко сообщить доктору Филгрейву об отставке. Миссию могли исполнить лишь двое: либо сквайр, либо Фрэнк. Конечно, ее светлость предпочла бы дипломата, абсолютно преданного своей стороне дома, но такового не нашлось: не могла же она отправить на переговоры мистера Газеби. Следовательно, из двух зол пришлось выбрать меньшее.