Доктор Торн

Леди Арабелла встала с софы и раздраженно оттолкнула столик. Этот несносный человек не желал говорить на важную для нее тему. Добиться от него чего-нибудь конкретного никак не удавалось. Все вокруг сговорились в намерении отобрать у нее сына, позволить ему жениться на бесприданнице! Что же делать? Куда обратиться за советом и помощью? Ей больше нечего было сказать доктору, а тот сразу это понял и поспешил откланяться. Дипломатичная попытка достичь откровенности провалилась.

Доктор Торн отвечал леди Арабелле так, как ему казалось правильным в момент беседы, но в результате остался недоволен собой. Шагая по парку в сторону дома, он думал о том, что, возможно, было бы лучше для обеих сторон, прояви он искренность. Что, если имело смысл прямо поведать сквайру о финансовых перспективах племянницы? Пусть бы сам отец жениха решал, согласиться или не согласиться на брак, как считал нужным. Но ведь тогда, по сути, он признался бы в том, что его племянница – та самая девушка, о которой они твердили весь год, но ее не затронули их обвинения, – возможная наследница огромного состояния. Так не разумнее ли предложить сыну немного подождать и не отвергать ее до тех пор, пока точно не выяснится, получит она наследство или нет? Если ей достанется богатство, пусть Фрэнк женится, а если нет, тогда не поздно будет бросить ее так же, как сейчас. Доктор Торн не мог поставить племянницу в столь унизительное положение. Он желал, чтобы Мэри стала женой младшего Грешема, потому что любил Фрэнка, и точно так же желал, чтобы, женившись, он получил средства для спасения семейного благополучия, но не хотел, чтобы причиной брака стали деньги. Он должен был жениться на бесприданнице и лишь потом узнать, что его супруга богата.

Больше того, доктор Торн глубоко сомневался, имеет ли право вообще говорить о завещании. Он почти ненавидел покойного сэра Роджера за доставленные переживания и беспокойство, за постоянные муки совести. До сих пор он никому ни слова не сказал о завещании и собирался молчать до тех пор, пока сэр Луи Скатчерд оставался в мире живых.

Вернувшись домой, доктор Торн обнаружил записку леди Скатчерд, в которой она сообщала, что доктор Филгрейв нанес визит в Боксал-Хилл и на сей раз покинул дом без гнева, и добавила: «Не знаю, что он решил относительно Луи, поскольку, говоря по правде, побоялась с ним встретиться. Но он приедет завтра, и тогда наберусь храбрости и спрошу прямо. Кажется, однако, что бедный мальчик в тяжелом состоянии».

Глава 41 Доктор Торн не желает вмешиваться

В это время наступило перемирие в постоянных мелких стычках между леди Арабеллой и сквайром. Обстоятельства сложились так, что обоим супругам не хотелось бороться, тем более что по главному вопросу они странным образом достигли согласия: каждый по мере сил стремился предотвратить угрозу женитьбы единственного сына.

Необходимо помнить и о том, что леди Арабелла считала необходимым отстранить от дел мистера Йейтса Амблби и передать управление поместьем в руки своего верного сторонника. В то же время сквайр преуспел в увольнении доктора Филгрейва и восстановлении доктора Торна в правах семейного врачевателя. Таким образом, потери и приобретения оказались равными, а цель осталась общей.

Надо признаться, что вкус леди Арабеллы к пышности и великолепию заметно ослаб. Несчастье подкралось слишком близко, чтобы сохранить тягу к радостям лондонских светских сезонов. Жизнь повернулась против нее. Когда старшая дочь собиралась выйти замуж за богатого члена парламента, ей ничего не стоило потребовать у мужа тысячу фунтов на неотложные расходы. Но сейчас Беатрис готовилась стать женой приходского священника, и даже такой брак считался удачным событием, поэтому к роскоши она не стремилась.

Невестке-графине леди Арабелла написала:

«Чем тише нам удастся все устроить, тем лучше. Сквайр хотел дать жениху хотя бы тысячу фунтов, но мистер Газеби сообщил мне конфиденциально, что сейчас и такая трата невозможна. Ах, дорогая Розина! До чего же тяжела жизнь! Если одна или две из твоих девочек смогут приехать на свадьбу, будем благодарны: Беатрис сочтет участие огромной любезностью с их стороны, но даже не мечтаю пригласить тебя или Амелию».

Леди Амелия всегда считалась самой важной особой семейства Де Курси; равной самой графине, а возможно, в чем-то ее превосходившей, но такое отношение существовало, конечно, еще до милого местечка в графстве Суррей.

При столь смиренном настрое леди Арабеллы вовсе не удивительно, что они с супругом объединили усилия в попытке спасти сына от злонамеренных козней мисс Торн.

На первых порах ее светлость заставляла сквайра держаться весьма категорично и гневно:

– Надо сделать так, чтобы мальчик понял: материальной поддержки он не получит.

– Он и так прекрасно понимает, что ничего не получит, – проворчал в ответ сквайр.

– Пригрози оставить без единого шиллинга! – энергично настаивала леди Арабелла.

– У меня нет шиллингов, без которых его можно оставить, – горько парировал мистер Грешем.