Доктор Торн

Затем доктор занялся своим непосредственным делом, применяя специальные знания, как умел делать только он. Уверенность свидетельствовала об опыте и высокой квалификации. Эти качества благоприятно влияли на пациентов, но отсутствовали у доктора Филгрейва. Когда доктор Торн закончил осмотр и задал все необходимые вопросы, а пациентка изложила мелкие подробности физиологического свойства и дала необходимые ответы, она определенно почувствовала себя спокойнее и лучше, чем в период приверженности другому специалисту.

– Подождите минутку, не уходите, – попросила леди Арабелла. – Хочу кое-что вам сказать.

Доктор Торн заверил, что совсем не спешит и ничего не желает больше, чем посидеть и побеседовать о жизни, и добавил:

– Должен искренне перед вами извиниться, леди Арабелла.

– Искренне извиниться! – повторила ее светлость, слегка покраснев. Неужели он собрался заговорить о Мэри? Неужели готов признать, что и он сам, и Мэри, и Фрэнк кругом не правы?

– Да, именно так. Не должен был привозить к вам на обед сэра Луи Скатчерда. Следовало предвидеть, что баронет опозорится.

– О, это совсем не важно, – едва ли не разочарованно отмахнулась собеседница. – Я давно забыла об этом. Вам с мистером Грешемом досталось намного больше неудобств, чем всем нам.

– Сэр Луи очень болен и достоин жалости, при этом обладатель огромного состояния, которым не сможет распорядиться.

– И к кому же все это перейдет?

Прямой вопрос застал Торна врасплох, и он растерянно повторил:

– К кому перейдет? О, полагаю, к кому-то из членов семьи. У него множество племянников и племянниц.

– Да, но будет ли наследство разделено на части или перейдет целиком?

– Думаю, что перейдет целиком. Сэр Роджер желал сохранить капитал в одних руках.

«Если вдруг наследницей окажется девушка, – подумала леди Арабелла, – то какая прекрасная возможность жениться появится у Фрэнка!»

– А теперь, доктор, хочу сказать вот что: учитывая наше долгое знакомство, считаю необходимым выражать мысли открыто. Отчужденность по отношению к дорогой Мэри доставляет всем нам немало боли. Нельзя ли каким-то образом положить конец охлаждению?

– Ах, леди Арабелла, что я могу ответить? Все зависит исключительно от вас.

– Если зависит от меня, то будет исправлено немедленно.

Доктор поклонился, и хоть нельзя было назвать этот поклон сдержанным, манера определенно выглядела холодной и словно говорила: «Конечно, если желаете совершить достойный amende[12], можете попытаться, но я не верю, что вы на это способны».

– Должно быть, вам известно, доктор, что Беатрис выходит замуж. Было бы замечательно, если бы Мэри смогла разделить нашу радость. Вы не представляете, как переживает бедная невеста.

– Да, несчастны обе стороны, – ответил доктор.

– Вас, доктор, не должно удивлять мое беспокойство относительно Фрэнка, единственного сына и наследника поместья, которым семья так давно владеет. – Леди Арабелла приложила к глазам платок, как будто факт сам по себе заслуживал грусти и не мог восприниматься без слез. – Хотелось бы, чтобы вы изложили свои взгляды в дружеской манере, только между нами. Обещаю вести себя благоразумно.

– Мои взгляды, леди Арабелла? На что именно?

– Взгляды относительно вашей племянницы. Ведь у вас же есть собственное мнение. Мне кажется, что все мы блуждаем во мраке, поэтому некоторая откровенность между нами пойдет всем на пользу.

Насколько мог судить доктор Торн, до сих пор леди Арабелла не проявляла склонности к откровенности и прямоте, но это вовсе не мешало ему ответить на любезное приглашение с ее стороны. Он ничуть не возражал против небольшой искренней беседы, о чем и сказал даме. Что же касалось мнения относительно Мэри, то, пока девочка с ним, будет сделано все возможное для ее счастья и благополучия. А если когда-нибудь она решит покинуть родной дом, то дядюшка даст ей свое благословение, поскольку ничего другого дать не сможет.

Следует заметить, что доктор был не вполне искренним – возможно, как и сама леди Арабелла. Дело в том, что, когда нас призывают к особой откровенности, мы сразу настораживаемся, причем непроизвольно. Услышав призыв к искренности, даже самые открытые из нас мгновенно замыкаются и проявляют хитрость. Когда вам предлагают поговорить по душам, вы инстинктивно чувствуете, что собеседник хочет выжать вас досуха, при этом сам не проронив ни капли.

– А теперь, пожалуйста, насчет Фрэнка, – напомнила леди Арабелла.

– Насчет Фрэнка! – повторил доктор с таким видом, словно не понимал, чего от него хотят.

– Я вот о чем: готовы ли вы подтвердить, что молодые люди не собираются совершить какой-нибудь опрометчивый поступок? Одно ваше слово успокоит меня, и тогда мы снова сможем быть счастливы.

– Ах, кто же возьмется ответить за безрассудный поступок молодого человека? – с улыбкой заметил доктор.