– Хорошо подумай, прежде чем отказать матери в единственной просьбе. Зачем я прошу? Зачем пришла к тебе? Ради самой себя? Ах, мой мальчик, мой дорогой мальчик! Неужели ты готов потерять все лишь потому, что внушил себе, будто влюблен в девушку, с которой играл в детстве?
– Сейчас мисс Торн далеко не ребенок, и я действительно ее люблю.
– Но какая из нее жена! Она сама знает, что не должна ею стать, а соглашается только потому, что ты принуждаешь ее к этому.
– То есть вы хотите сказать, что мисс Торн меня не любит?
Если бы леди Арабелла осмелилась, то, возможно, сказала бы и это, но вовремя почувствовала, что не стоит говорить то, что вступит в явное противоречие со словами самой Мэри.
– Нет, Фрэнк, я хочу сказать, что тебе не пристало отказаться от всего – не только от самого себя, но и от всей семьи – ради этой любви. И мисс Торн сама это признала. Все сходятся в одном. Спроси отца: незачем говорить, что, если бы смог, он во всем бы тебя поддержал. А Де Курси!
– О, везде и всюду встревают твои Де Курси!
– Да, граф и его семья – мои ближайшие родственники, знаю это. – При упоминании семейства брата леди Арабелла не смогла избежать горького тона. – Но спроси своих сестер, мистера Ориела, которого глубоко уважаешь. Спроси верного друга Гарри Бейкера.
Фрэнк сидел молча, пока мать едва ли не в отчаянии всматривалась в его угрюмое лицо, наконец отрезал:
– Не собираюсь никого ни о чем спрашивать!
– О, мой мальчик, мой мальчик!
– Никто, кроме меня самого, не знает моего сердца.
– И ради своей любви ты готов пожертвовать всем, даже той, которую так любишь? Какое счастье ты подаришь жене в поспешном, необдуманном браке? Ах, Фрэнк, неужели таков единственный ответ на материнскую мольбу?
– О, мама, мама!
– Нет, сын, я не позволю тебе разрушить, сломать себя. Пообещай, по крайней мере, подумать о моих словах.
– Подумать! Я и так только и делаю, что думаю!
– Да, но подумай всерьез. Скоро уедешь в Лондон, чтобы заняться делами поместья. Тебя ждут сложные проблемы. Подумай не как мальчик, а как мужчина.
– Перед отъездом непременно встречусь с Мэри.
– Нет, Фрэнк, нет. Уступи хотя бы в такой мелочи. Подумай обо всем без встречи с мисс Торн. Не представляй себя настолько слабым, как будто неспособен обдумать слова матери, не спросив позволения на стороне. Даже безумно влюбленный, не будь наивным. Все услышанные речи я передала точно, не исказив ни буквы. А если что-то не так, то скоро сам узнаешь. Подумай о том, что сказала я, что сказала она, а когда вернешься из Лондона, решишь окончательно.
После недолгого спора Фрэнк пообещал отправиться в Лондон в понедельник утром, не встретившись с Мэри Торн. А тем временем сама Мэри Торн страдала в ожидании ответа на то самое письмо, которое преспокойно лежало и должно было пролежать еще немало часов под надежной опекой начальницы почты в Силвербридже. Может показаться странным, но красноречие матери действовало на Фрэнка более эффективно, чем слова отца, который говорил если не вяло, то скромно, и все же он всегда сочувствовал и симпатизировал отцу. «Не собираюсь никого спрашивать», – заявил Фрэнк в стойкой сердечной уверенности, но не успели слова прозвучать, как явилась мысль поговорить с Гарри Бейкером. «Не то чтобы я сомневался, – подумал Фрэнк, – ничуть не сомневаюсь, но не хочу восставать против всего мира. Матушка желает, чтобы я посоветовался с Гарри Бейкером, – ради бога. Гарри – отличный парень, так спрошу же его».
С таким решением мистер Грешем-младший лег спать.
На следующий день, в воскресенье, после завтрака Фрэнк по традиции отправился со всей семьей в церковь и увидел возлюбленную на обычном месте, рядом с доктором Торном. Мэри взглянула на него вопросительно, не понимая, почему возлюбленный не ответил на письмо, которое до сих пор лежало в Силвербридже, а Фрэнк, в свою очередь, попытался прочитать в милом лице, действительно ли она, как заверила матушка, готова его оставить. Молитвы каждого запутались и сбились, как часто случается с теми, у кого душа не на месте.
Семья Грешем пользовалась отдельной дверью, выходившей непосредственно на территорию поместья, чтобы до и после службы благородное семейство не толкалось в толпе деревенских, в то время как парадный выход из церкви вел на дорогу, не связанную с аллеей парка. Оба мистера Грешема – старший и младший – нередко подходили к главному порталу, чтобы перекинуться парой слов с соседями и избежать обособленности. Этим утром сквайр так и поступил, но Фрэнк отправился домой вместе с матушкой и сестрами, так что Мэри больше его не увидела.
Я написал, что молодой человек пошел домой вместе с матушкой и сестрами, но на самом деле он шагал вслед за ними. Разговаривать ни с кем не желал и постоянно спрашивал себя: возможно ли, чтобы, сохраняя верность данному слову, поступал неправильно? Возможно ли, чтобы отцу, матери и тому, что они называли достойным положением, был обязан больше, чем Мэри?