Читаем Дом между небом и землёй полностью

— Да, да… Знаю. Я знаю это место. Я просто знаю его, если честно, по этому дереву больше… А не по самому старому заводу. Поэтому когда Вы сказали так, как Вы сказали, о нём, так я конечно сразу и не поняла. А так — да. Я там живу иногда, когда мне, бывает приходится пожить в мире. Немного. Но… Это долгая история… А так — так бывает часто, что ты знаешь жизнь в основном по прекрасным моментам в ней, а не по серым… И не по плохим. Наша память хранит на самых легкодоступных сознанию местах только самые лучшие минуты. А восприятие, в основном, выбирает себе за основную реальность только самое прекрасное из тех черт, что имеет мир… И это к лучшему. Возможно что у тех людей, у которых восприятие грязное — как раз наоборот, запоминается и на виду оказывается всё самое плохое… Вот этого я не знаю. Не могу сейчас судить. Не хочется представлять себя на их месте и смотреть на мир их глазами в такой уютный зимний вечер! Такая грязь, которой полнятся плохие сердца, очень крепко прилепает, лишь только ты шагнешь к ним в дом. И потом бывает трудно очиститься. Уж лучше, конечно, смотреть со стороны и не входить во внутрь, чтобы не попасть в эту грязищу самому. А вот восприятие — это такой интересный вопрос… Очень, я Вам скажу!.. Я знаете когда об этом задумалась очень сильно?.. Так это когда мне случалось переезжать из одного места в другое… А мне множество раз приходилось переезжать в Вашем мире… Так вот, почти каждый раз, когда я жила где-то, то я во сне тоже видела тот же район — то же место, где я жила. Но только вот выглядело оно во сне совсем не так, как я видела его в жизни. Я видела его одним, а вот во сне — я чётко, например, понимала, что вижу тот же магазин, иду по той же улице, подхожу к тому же учреждению, но вот только выглядели они все совершенно иначе. Других размеров, формы… Совсем, то есть, не тех, какими я и воспринимала реальные. И всё выглядело, в основном, во сне так тускло, мрачно и даже пугающе чуть. И мне думалось каждый раз в реальности потом, когда проснусь — как же это так — мой мозг превращает всё то, что я знаю, в какое-то совсем другое и таким уж показывает мне? Ну, мозг, не мозг? Не знаю. Но самое что удивительное, так это то, что изо дня в день — ну, то есть из ночи в ночь, мне снилось всё моё место, ну абсолютно одинаково. Неизменно. Так, словно бы у меня во сне был такой район, который, вроде бы и мой, и он не меняется, но он совершенно другой. Такая, своя география. Но что же я обнаружила, когда вдруг мне приходилось взглянуть на своё место уже как на немного не мое — тогда, когда мне нужно было скоро его покинуть?.. Ведь это такие моменты, когда ты воспринимаешь реальное положение вещей максимально объективно, от того что отстраненно — как будто посторонний. Когда приезжаешь туда в первый раз и оно только должно ещё стать твоим, и когда покидаешь его и оно потихоньку должно становиться уже не твоим… Так вот, что же я заметила? Так это то, что если я взгляну на мир совсем отстраненно — не только как не на свой, привычный и обжитый, но ещё и как на совсем посторонний всему, всему — такой, отрезанный от чувств, эмоций и впечатлений, голый совсем от одежд, которые накидывает на него хоть какое-то отношение, восприятие… Так я, и правда, узнаю в этих же улочках, и зданиях, и площадях, те самые места из моего сна… Да, чувства и восприятие — они, понимаете… Само отношение, в этом смысле, выходит что как бы окрашивает мир. Придаёт ему новые краски… Формирует реальность. Мы, да, очень, очень даже способны изменять реальность к лучшему — хотя бы и только в своих собственных глазах. Хотя кто знает — может быть и не только… И за всё это ответственны чувства… А после этого они ещё смеют заявлять, что чувства — они нам не нужны!.. Придумали же такое бессмысленное дело!..

Мы опять помолчали.

— Так, всё-таки… Вы простите меня, но мне очень интересно, просто… Так, как же Вы, сами, попали сюда, в это место?.. И… Неужели Вы здесь живёте сама?.. Вы говорите, что бывали и в разных местах и…

— И бывала, почему же?.. И родилась я не здесь. Но, то есть — здесь и не здесь. Здесь меня ждали с рождения. Но живу я здесь сравнительно недавно. Хотя, знаете, здесь протекает каждая моя минута так насыщенно и хорошо, что она кажется мне почти что и бесконечным множеством минут! Но я, все же, если так смотреть — то большую часть жизни провожу там же, где и Вы… если по простым меркам судить.

— Вы тоже из Саратова?

— Из чего?.. — не поняла хозяйка дома.

— Это город… Значит — не из него?..

— Нет, нет… Но я сейчас вспомнила, да… Я знаю этот город. Я ведь много где была… Почти везде. Но когда ты живёшь в каком-либо месте, то ты редко уже называешь его по имени — так, лично для себя. Это как и с хорошо знакомым тебе человеком — ты уже не используешь при общении полное имя. А только сокращенное. И ещё чаще — местоимения.

— Вы говорите, что были почти везде. То есть Вы путешественница? Ну, то есть, бывшая?

— Ну… как ска-зать… Не бывшая. Я и сейчас люблю посещать дальние края на досуге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза