Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Довольно, довольно, принцесса, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, прервите, ради Бога, ваши похвалы — я врагъ всякой дести; и если вы даже не хотите льстить мн, то все же эти хвалебныя слова звучатъ непріятно у меня въ ушахъ. Я вамъ скажу одно: мужественъ ли я или нтъ, я буду служить вамъ, до конца дней моихъ, тмъ количествомъ мужества, которымъ обладаю; и довольно объ этомъ. Теперь мн хотлось бы узнать, что привело сюда господина лиценціанта, одного, безъ всякой прислуги, и такъ легко одтаго, что я просто испугался.

— Я коротко отвчу вамъ на это — сказалъ священникъ. Я и общій нашъ другъ цирюльникъ, синьоръ Николай, отправляемся въ Севилью получить не маленькія деньги — тысячъ шестьдесять піастровъ — присланныя мн однимъ моимъ родственникомъ, ухавшимъ нсколько лтъ тому назадъ въ Индію. Вчера на насъ напали здсь четыре вора и обобрали, буквально, до самой бороды, такъ что господинъ цирюльникъ принужденъ былъ нацпить себ фальшивую бороду, а вотъ этого господина (онъ указалъ на Карденіо), они раздли до нага. Но что всего интересне, говорятъ, будто это были каторжники, освобожденные какимъ-то, особеннаго рода, храбрецомъ, который, не устрашившись ни коммисара, ни сопровождавшей арестантовъ стражи, отпустилъ всхъ ихъ на волю. Господинъ этотъ, должно быть, полуумный или величайшій злодй, безъ души и совсти; иначе онъ не ршился бы впустить волка въ стадо овецъ, лисицу въ курятникъ и напустить шершеня на медъ. Онъ попралъ правосудіе, возсталъ противъ своего короля, указомъ котораго онъ такъ явно пренебрегъ, отнялъ у галеръ работающія на нихъ силы и разбудилъ, давно уже отдыхавшую, святую Германдаду. Словомъ, онъ ршился погубить свою душу, не вознаградивъ ничмъ своего тла.

Нужно замтить, что Санчо разсказалъ передъ тмъ священнику извстное происшествіе съ каторжниками, изъ котораго господинъ его вышелъ съ такою славою; поэтому-то священникъ и упомянулъ о немъ, желая узнать, что отвтитъ Донъ-Кихотъ. При каждомъ слов священника несчастный рыцарь мнялся въ лиц и не дерзалъ объявить, что это онъ освободилъ братію, отправлявшуюся на галеры. «Вотъ», продолжалъ между тмъ священникъ, «какого рода молодцы обобрали насъ вчера до нитки. И да проститъ Господь, въ своемъ безграничномъ милосердіи, тому, это не допустилъ ихъ претерпть заслуженнаго ими наказанія».

Глава XXX

— А знаетъ-ли, ваша милость, сказалъ священнику Санчо, кто это отличился такъ? мой господинъ; хоть я и просилъ его тогда подумать о тонъ, что намревается онъ длать; говорилъ ихъ милости, что освобождать мошенниковъ, осужденныхъ за свои плутни работать на галерахъ, значитъ принимать на свою душу великій грхъ.

— Болванъ! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; разв обязаны странствующіе рыцари, встрчая на большихъ дорогахъ несчастныхъ, униженныхъ и закованныхъ въ цпи справляться о томъ, за что ихъ заковали: за добродтели или за плутни? Дло рыцаря пособить имъ, обращая вниманіе только на ихъ бдствія, а не на ихъ преступленія. Я встртилъ несчастныхъ, прикованныхъ къ одной цпи, и сдлалъ то, что долженъ былъ сдлать, какъ рыцарь, а что будетъ посл, мн до этого дла нтъ. И тому, кто вздумалъ бы возражать мн на это, кром почтеннаго господина лиценціанта, котораго священный самъ я вполн уважаю; я бы отвтилъ, что онъ ничего не смыслитъ въ обязанностяхъ рыцаря и доказалъ бы это ему мечемъ или копьемъ, пшій или верхомъ, или какъ ему тамъ угодно бы было. Сказавши это, Донъ-Кихотъ укрпился на стременахъ и надвинулъ шлемъ на самые глаза; цирюльничій же тазъ, принимаемый имъ за шлемъ Мамбрена, онъ возилъ привязаннымъ въ арчаку своего сдла, въ ожиданіи того времени, когда онъ исправитъ его и уничтожитъ слды, оставленные на немъ грубыми руками освобожденныхъ имъ каторжниковъ.

Умная и лукавая Доротея, знавшая о помшательств Донъ-Кихота и понимавшая, что надъ нимъ смются вс, кром Санчо, ршилась тоже вмшаться въ разговоръ: «благородный рыцарь». сказала она ему, «прошу не забывать даннаго мн слова: не вступать до извстнаго времени ни въ какую битву, какъ бы она ни была важна. Успокойтесь и врьте, что если-бы господинъ лиценціантъ зналъ, какой сильной рук обязаны каторжники своимъ освобожденіемъ, то онъ три раза приложилъ бы печать молчанія къ своимъ устамъ и три раза прикусилъ бы себ языкъ, прежде чмъ вымолвить хоть одно, непріятное для васъ слово.

— Клянусь Богомъ, воскликнулъ священникъ, я прежде вырвалъ бы себ усъ, чмъ ршился бы на что-нибудь подобное.

— Молчу, благородная дама, сказалъ Донъ-Кихотъ; я подавлю справедливый гнвъ, пробудившійся въ моей душ, и буду тихъ и спокоенъ до тхъ поръ, пока не выполню даннаго вамъ общанія. Но, прошу васъ, скажите мн, если только это не особенно непріятно вамъ: какого рода ваше несчастіе, и что это за люди, которымъ мн предстоитъ отмстить за васъ. Какіе они, сколько ихъ?

— Я съ удовольствіемъ разскажу вамъ все это, отвчала Доротея, если только вамъ не скучно будетъ выслушать длинный рядъ моихъ несчастій.

— О, нтъ, нисколько — отвтилъ рыцарь.

— Въ такомъ случа, прошу вашего вниманія сказала Доротея.