Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Овладвъ Гулеттой и фортомъ, турки велли разрушить ихъ; въ форт, впрочемъ, нечего было разрушать. Чтобы поскорй кончить дло, ихъ минировали съ трехъ сторонъ; но ни съ одной нельзя было взорвать того, что казалось наимене прочнымъ; именно старыхъ стнъ, тогда какъ стны новой постройки инженера Фратина легко были подорваны. Посл этого побдоносный турецкій флотъ съ торжествомъ возвратился въ Константинополь, гд немного спустя умеръ, господинъ мой, Ухали. Его звали Ухали Фортаксъ, что значитъ, по турецки, паршивый ренегатъ, какимъ онъ и былъ дйствительно. У турокъ, нужно вамъ сказать, въ обыча называть людей по присущимъ имъ достоинствамъ или недостаткамъ; у нихъ всего четыре отоманскихъ фамиліи: вс остальныя получаютъ свое наименованіе отъ тлесныхъ качествъ или душевныхъ свойствъ главы семейства. Этотъ паршивый ренегатъ, во время своего рабства, былъ четырнадцать разъ гребцомъ на султанскихъ галерахъ. Достигнувъ тридцати четырехъ лтъ, и оскорбленный однимъ туркомъ, давшимъ ему оплеуху, въ то время, какъ онъ дйствовалъ весломъ, Ухали, желая отмстить ему, отрекся отъ своей вры, и благодаря своему мужеству сдлался королемъ алжирскимъ и адмираломъ морей, то есть третьимъ лицомъ въ имперіи, не пресмыкаясь по тмъ извилистымъ путямъ, которыми обыкновенно входятъ въ милость къ султанамъ. Онъ былъ родомъ Калбріецъ, и въ сущности хорошій человкъ; съ невольниками своими, которыхъ у него было тысячи три, онъ обращался весьма человколюбиво. Посл его смерти, согласно оставленному имъ завщанію, невольники были раздлены поровну между его наслдниками и султаномъ, считающимся наслдникомъ всхъ своихъ подданныхъ; онъ иметъ право на полученіе одинаковой части съ родными покойнаго изъ его наслдства. Я достался одному венеціанскому ренегату, взятому въ плнъ Ухали въ то время, когда онъ былъ юнгой на христіанской галер и сдлавшимся въ послдствіи его любимцемъ. Новый хозяинъ мой, Гассанъ Ага, былъ однимъ изъ самыхъ жестокихъ ренегатовъ; пріобрвши огромное богатство, онъ былъ сдланъ впослдствіи королемъ алжирскимъ. Я послдовалъ за нимъ изъ Константинополя въ Алжиръ, восхищенный тмъ, что буду находиться близко отъ Испаніи; не потому, чтобы я намренъ былъ писать кому нибудь о моемъ несчастномъ положеніи, но потому, что я думалъ, не будетъ ли въ Алжир судьба благопріятне для меня, чмъ въ Константинопол, гд и много разъ пытался бжать, но всегда безуспшно. Въ Алжир я думалъ поискать новыхъ средствъ достигнуть того, чего я такъ пламенно желалъ, — надежда возвратить свободу не покидала меня ни на минуту; и когда въ моихъ прежнихъ попыткахъ успхъ не оправдывалъ ожиданій, я никогда не падалъ духомъ; — посл всякой неудачи въ ум моемъ рождалась новая мысль и въ душ новая надежда, и какъ ни слаба она была, она, тмъ не мене, поддерживала мое мужество.