Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Быть можетъ, отвтилъ каноникъ, но, клянусь моимъ священнымъ саномъ, я не замтилъ ее. Но если бы даже она хранилась въ зал короля, должно ли это убдить меня въ существованіи Амадисовъ и безчисленнаго множества иныхъ рыцарей, о которыхъ разсказываютъ столько небылицъ. И разв пружина Петра должна заставить такого умнаго и образованнаго человка, какъ вы, считать истиной весь этотъ вздоръ, всю эту наглую ложь, которой переполнены рыцарскія книги.

Глава L

— Вотъ это мило! воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Книги, напечатанныя съ разршенія короля и одобренныя цензурой; книги, возбуждающія всеобщій восторгъ, пожираемыя, такъ сказать, великими и малыми, богатыми и бдными, учеными и невждами, простолюдинами и знатью, словомъ людьми всхъ родовъ и состояній, оказываются наполненными наглою ложью, между тмъ вамъ въ нимъ описаны до мельчайшихъ подробностей: родословная, мсторожденіе и мсто похожденій, возрастъ, наконецъ вс дянія рыцарей, какъ они происходили день въ день, минута въ минуту. Ради Бога, господа, одумайтесь, продолжалъ онъ; не клевещите на истину, и врьте мн, что въ этомъ отношеніи, я вамъ подаю лучшій совтъ, какому можетъ послдовать умный человкъ. Если вы не врите мн, такъ прочтите эти, уничтожаемыя вами, книги; и тогда вы сами узнаете то наслажденіе, которое он доставляютъ всмъ своимъ читателямъ. Скажите, можетъ ли что-нибудь сравниться съ наслажденіемъ видть эту восхитительную картину: передъ вами кипящее смоляное озеро, кишащее змями, ящерицами, ужами и другими ядовитыми, отвратительными, ужасными наскомыми. И вдругъ изъ глубины его слышится горестный, умоляющій звукъ. О, это бы ты ни былъ рыцарь, стоящій на берегу нашего ужаснаго озера, говоритъ невдомый голосъ, если ты желаешь обладать кладомъ, скрытымъ подъ этими черными волнами, то призови на помощь все свое мужество, и погрузись въ эти кипящія волны. Если у тебя не хватитъ ршимости, въ такомъ случа ты недостоинъ узрть несказанныя чудеса семи замковъ нашихъ семи фей, обитающихъ на дн этихъ смоляныхъ водъ. И не усплъ умолкнуть этотъ грозный голосъ, какъ рыцарь, забывая всякій страхъ, вс грозящія ему опасности, не скинувъ даже съ себя своего тяжелаго вооруженія, и только поручивъ себя Богу и своей дам, кидается въ мрачныя волны кипящаго озера; и въ ту минуту, когда меньше всего думаетъ о томъ, что станется съ нимъ, онъ видитъ себя среди восхитительнйшихъ садовъ, подобныхъ которымъ нтъ и въ елисейскихъ поляхъ. И ему кажется, что воздухъ тамъ какъ будто прозрачне, будто солнце сіяетъ тамъ съ какимъ то новымъ блескомъ. И видитъ онъ роскошный лсъ, радующій взоры рыцаря втвистыми, ярко-зелеными деревьями, и слухъ его обворожаютъ чудесные голоса миріадъ радужныхъ птицъ, весело прыгающихъ по скрещивающимся вткамъ. У ногъ его протекаетъ свжій ручей съ зеркальными водами, струящимися по блымъ камнямъ, которые кажутся золотымъ ршетомъ, пропускающимъ жемчужины востока. Возл него плещетъ роскошный фонтанъ изъ мрамора и разноцвтной яшмы; немного дальше виднется другой фонтанъ, сложенный, какъ то небрежно, рукою великаго художника изъ набросанныхъ въ безпорядк раковинъ и бло-желтыхъ жилищъ слизняка. Нестройно, но чудесно смшанные съ кусками чистйшаго хрусталя, они образуютъ своеобразную, капризную постройку, въ которой искуство, соперничая съ природой, торжествуетъ надъ нею. А между тмъ съ противоположной стороны возвышается величественный замокъ съ массивными золотыми стнами, съ гіацинтовыми дверьми и алмазными зубцами, выстроенный съ такимъ божественнымъ вкусомъ, что рисунокъ его кажется драгоцнне всей этой кучи рубиновъ, изумрудовъ, брилліантовъ, топазовъ, золота, гіацинтовъ и прочаго матеріала, изъ котораго построенъ этотъ удивительный замовъ. И когда взоръ вашъ. пораженъ всми этими чудесами, изъ ограды замка выходитъ группа сіяющихъ красавицъ, въ такихъ пышныхъ нарядахъ, что если бы я принялся описывать великолпіе ихъ, то никогда бы не кончилъ.