Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Вотъ нашли трудность то, замтилъ Санчо, держать у себя на жалованьи цирюльника; да ужъ если на то пошло, такъ и заставлю этого цирюльника ходить за мной, какъ оруженосца за знатнымъ господиномъ.

— А почему ты знаешь, что знатные господа водятъ позади себя оруженосцевъ? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— А вотъ я сейчасъ скажу вамъ, почему я это знаю, отвчалъ Санчо. Нсколько лтъ тому назадъ, довелось мн провести мсяцъ при одномъ двор, и тамъ видлъ я очень маленькаго господина, котораго называли очень великимъ. За нимъ, точно хвостъ, везд тащился верхомъ какой-то прихвостникъ. Я спросилъ, зачмъ они не дутъ рядомъ, а вчно одинъ торчитъ позади другаго, тогда вотъ мн и сказали, что этотъ задній былъ оруженосцемъ передняго, и что такъ, значитъ, ведется ужь на свт, что позади большихъ господъ плетутся ихъ оруженосцы. Вотъ, ваша милость, какъ узналъ я это, и по сію пору не позабылъ.

— Ты правъ, какъ нельзя боле, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; и смло можешь водить сзади себя брадобря. Обычаи въ свт установились не сразу, а мало-по-малу, одинъ за другимъ; и отчего бы теб не бытъ первымъ графомъ, который станетъ водить сзади себя цирюльниха. Къ тому же тотъ, это бретъ бороду намъ, можетъ, кажется, пользоваться большимъ довріемъ, съ нашей стороны, чмъ тотъ, кто сдлаетъ намъ коня.

— Предоставьте же мн, теперь, позаботиться о своемъ цирюльник, отвчалъ Санчо, а сами постарайтесь, только сдлаться королемъ, чтобы меня сдлать графомъ.

— При помощи Божіей, я надюсь этого достигнуть, сказалъ Донъ-Кихотъ, и поднявъ глаза увидлъ то, что мы сейчасъ увидимъ.

Глава XXII

Сидъ Гамедъ Бененгели, историкъ Ламанчскій и Арабскій, говоритъ въ этой умной, величественной, серьезной и скромной исторіи, что когда знаменитый Донъ-Кихотъ Ламанчскій и оруженосецъ его Санчо Пансо кончили вышеприведенный разговоръ, рыцарь, поднявъ глаза, увидлъ пшеходную партію, человкъ въ двнадцать съ скованными руками, и какъ зерна въ четкахъ, нанизанными на одну длинную, желзную цпь, перетянутую поверхъ шей ихъ. Партію эту конвоировали два конныхъ и два пшихъ сержанта; конные — съ аркебузами, пшіе — съ пиками и мечами. Замтивъ ихъ Санчо воскликнулъ: «вотъ партія каторжниковъ, ссылаемыхъ на галеры.»

— Какъ ссылаемыхъ каторжниковъ? спросилъ Донъ-Кихотъ. Ужели король ссылаетъ кого-нибудь насильно въ каторгу?

— Я не говорю насильно, отвчалъ Санчо, а то, что они приговорены служить королю въ каторг за свои преступленія.

— Приговорены они или нтъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, довольно того, что они идутъ не по собственному желанію.

— Еще бы по собственному! — замтилъ Санчо.

— Въ такомъ случа, продолжалъ Донъ-Кихотъ, мн предстоитъ здсь исполнить свой долгъ: помогать несчастнымъ и разрушать насиліе.

— Ваша милость, воскликнулъ Санчо, подумайте о томъ, что правосудіе, которое есть тотъ же король, не насилуетъ и не оскорбляетъ никого, а только наказываетъ преступленіе.

Въ эту минуту партія каторжниковъ подошла къ нашимъ искателямъ приключеній, и Донъ-Кихотъ очень вжливо спросилъ одного изъ конвойныхъ, за что ведутъ скованныхъ этихъ люди?

— Это каторжники, отправляющіеся служить его величеству на галерахъ, отвчалъ конвойный. Больше мн нечего сказать вамъ, а вамъ нечего у меня спрашивать.

— Я, однако, желалъ бы знать въ частности преступленія каждаго изъ нихъ, настаивалъ Донъ-Кихотъ. Къ этому онъ, чрезвычайно вжливо, присовокупилъ нсколько милыхъ словъ, прося подробне отвтитъ ему на его вопросъ.

— У насъ есть списокъ этихъ каторжниковъ и ихъ преступленій, сказалъ ему другой конвойный, но только намъ некогда останавливаться, выминать и читать его; спросите у нихъ сами, пусть они отвчаютъ вамъ, если охота имъ; у нихъ, впрочемъ, такая не охота длать разныя мерзости какъ и разсказывать о нихъ. — Получивъ это разршеніе, которое, впрочемъ, въ случа надобности, онъ далъ бы себ самъ, Донъ-Кихотъ приблизился къ арестантамъ, и спросилъ перваго, попавшагося ему на глаза, за что его такъ позорно ведутъ?

— За то, что былъ влюбленъ, отвчалъ каторжникъ.

— Вотъ это мило, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; да если влюбленныхъ посылаютъ на галеры, то мн первому давно бы ужъ пора быть тамъ.

— Бда только, что любовь моя не таковская, какъ вы воображаете, отвчали Донъ-Кихоту. Я, ваша милость, какъ душу свою полюбилъ корзину съ бльемъ, и такъ это нжно сжималъ ее въ своихъ объятіяхъ, что еслибъ не подвернулась и не захватила насъ съ нею полиція, то, кажись, я бы до сей поры все нжничалъ съ нею. Ну, да не удалось; былъ я захваченъ, какъ говорится, на самомъ мст преступленія, и дло было до того ясно, что по спин моей прохались безъ дальнихъ разговоровъ разъ сто плетьми и объявили мн, что когда, въ добавокъ къ этому, я поработаю еще года три на широкой нив, тогда и длу конецъ.

— Что это за широкая нива? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— А тоже что галеры, отвчалъ каторжникъ, молодой человкъ лтъ двадцати пяти, родомъ, какъ говорилъ онъ, изъ Піедреты.