Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Да разв я теб не сказалъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ, что я намренъ подражать здсь Анадису — безумному, отчаянному, тоскующему, да кстати за одно буду подражать и неистовому Роланду; и именно дяніямъ его съ той минуты, когда этотъ рыцарь обезумлъ, — нашедши на деревьяхъ, окружавшихъ одинъ ручей, доказательство измны прекрасной Анжелики и связи ея съ Медоромъ, — и неиствовствуя вырывалъ съ корнями деревья, возмущалъ прозрачныя воды ручьевъ, убивалъ пастуховъ, опрокидывалъ дона, волочилъ свою кобылу и длалъ тысячи другихъ безумствъ, достойныхъ вчной памяти. Я, конечно, не думаю подражать Роланду, Орланду или Ротоланду, — онъ извстенъ подъ этими тремя именами — во всхъ его безумствахъ; но повторю только т, которыя мн кажутся наиболе существенными. Быть можетъ даже я ограничусь простымъ подражаніемъ Амадису, который не неистовствуя, а только рыдая и страдая достигъ такой славы, какъ никто.

— Мн кажется, что вс эти безумствовавшіе и страдавшіе рыцари, замтилъ Санчо, были вызваны къ тому какимъ-нибудь особеннымъ обстоятельствомъ. Но вамъ то, ваша милость, изъ-за чего сходить съ ума? Какая дана осерчала на васъ? или какія доказательства имете вы шашней вашей даны Дульцинеи Тобозской съ какимъ-нибудь христіаниномъ или мавромъ?

— Въ томъ то и дло, что никакихъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Но, что было бы особеннаго въ тонъ, если-бы странствующій рыцарь сталъ сходить съ ума вслдствіе какой-нибудь причины; ршительно ничего. Сила въ томъ, чтобы онъ сталъ сумашествовать безъ всякой причины и могъ сказать потомъ своей дам: если все это я длалъ хладнокровно, судите же, чего бы надлалъ сгоряча. Къ тому же разв продолжительная разлука съ моей дамой и повелительницей не представляетъ для меня достаточной причины сумасшествовать и страдать? ты вдь слышалъ какъ говорилъ недавно Амброзіо, что отсутствующій боится и страдаетъ отъ всего. Поэтому милый мой Санчо, не теряй попусту времени и словъ, совтуя мн отказаться отъ задуманнаго мною подражанія, отъ такого удивительнаго и неслыханнаго дла. Сумасшедшимъ ужь сталъ я и буду сумасшествовать, пока не возвратишься во мн съ отвтомъ на письмо, съ которымъ я намренъ послать тебя къ моей дам. Если отвтъ будетъ соотвтствовать моимъ надеждамъ, тогда съ полученіемъ его превратится и мое сумасшедшее страданіе; если нтъ, тогда я ршительно намренъ сойти съ ума и потерять всякое разумніе. И такъ, Санчо, какой бы отвтъ ты не принесъ мн, онъ во всякомъ случа, прекратитъ мои страданія. Будетъ онъ благопріятенъ, тогда вмст съ спокойствіемъ возвратится и мой разсудокъ; если же будетъ неблагопріятенъ, тогда я лишусь возможности чувствовать и страдать. Скажи мн, однако, заботливо ли ты охраняешь шлемъ Мамбрена? Я видлъ, что ты подобралъ его съ земли, когда неблагодарный каторжникъ хотлъ его разбить въ куски, но къ счастію не могъ; это ясно доказало удивительную доброту работы этого славнаго шлема.

— Клянусь Создателемъ, господинъ рыцарь печальнаго образа, отвчалъ Санчо, я ршительно не могу переварить нкоторыхъ вещей, которыя говоритъ ваша милость. И правду сказать, мн начинаетъ казаться, что все, что вы говорите о рыцарств, о вашихъ будущихъ имперіяхъ и королевствахъ, объ островахъ и другихъ милостяхъ господъ рыцарей, все это втеръ и чушь, потому что если бы кто услышалъ, какъ вы называете цирюльничій тазъ шлемомъ Мамбрена и увидлъ, что вотъ уже четыре дня не можете вы разубдиться въ этомъ шлем, то право бы принялъ вашу милость за полуумнаго. Тазъ этотъ у меня въ котомк, весь изогнутый и раздавленный; я собираюсь снести его домой, выправить тамъ и употреблять для бритья, если только Богъ дастъ мн еще свидться съ женою и дтьми.