— Послушайте, отвтилъ Санчо. Или я дубина, или этотъ человкъ, иметъ столько же права пройти черезъ мостъ, сколько быть повшеннымъ; правда спасаетъ его отъ вислицы, а ложь приговариваетъ въ ней. Если же это такъ, то, скажите пославшимъ васъ судіямъ, что, по моему мннію, слдуетъ помиловать этого человка. На всахъ правосудія причины осудить и помиловать его одинаковы, а между тмъ лучше сдлать хорошее дло, чмъ дурное; это я написалъ и подписалъ бы, если бы умлъ писать. Къ тому же, я высказалъ въ этомъ случа не свое мнніе, а повторилъ одно наставленіе, данное мн, между прочими, господиномъ моимъ Донъ-Кихотомъ, наканун моего отправленія губернаторомъ на островъ; онъ говорилъ, что когда приговоръ колеблется, то его слдуетъ склонить на сторону милосердія. Благодари Бога, я вспомнилъ это наставленіе теперь, когда оно пришлось такъ кстати.
— Вы изволили сказать великую правду, перебилъ мажордомъ, и самъ Ликургъ, начертавшій законы Лакедемонянамъ, не могъ-бы постановить, но моему мннію, лучшаго приговора. Этимъ мы окончимъ сегодня судебныя разбирательства, и я сдлаю распоряженіе, чтобы господинъ губернаторъ пообдалъ теперь въ свое удовольствіе.
— Этого мн только и нужно, воскликнулъ Санчо; давайте мн сть и лейте на меня цлый дождь вопросовъ и отвтовъ; я берусь отвчать на нихъ на лету.
Мажордомъ, котораго начинала мучить совсть за то, что онъ убиваетъ голодомъ такого мудраго губернатора, сдержалъ на этотъ разъ свое слово. Къ тому же онъ думалъ покончить съ губернаторомъ въ эту же ночь, сыгравши съ нимъ послднюю штуку, которую ему поручено было устроить.
Посл обда, когда Санчо, пренебрегши всми правилами и афоризмами доктора Тертафуэра, кушалъ десертъ, въ столовую вошелъ курьеръ съ письмомъ отъ Донъ-Кихота. Санчо веллъ секретарю прочитать это письмо сначала про себя, а потомъ въ слухъ, если въ немъ не окажется ничего особеннаго. Пробжавъ письмо, секретарь сказалъ, что оно достойно быть напечатано золотыми буквами и потому можетъ быть прочтено вслухъ. Вотъ оно: