Слыша эти упреки и увщанія, несчастный губернаторъ попытался было двинуться съ мста, но въ ту же минуту такъ тяжело упалъ, что ему показалось, будто онъ разбился въ дребезги; и онъ оставался въ своемъ панцыр, какъ черепаха или какъ кусокъ сала между двухъ квашней, или, наконецъ, вамъ лодка, опрокинутая на песк. Безпощадная толпа не только не сжалилась надъ распростертымъ на земл губернаторомъ, а напротивъ, потушивъ «факелы, принялась кричать еще сильне, стала ходить впередъ и назадъ по его тлу, ежеминутно ударяя оружіемъ по губернаторскимъ щитамъ, такъ что если-бы Санчо не съежился и не спряталъ головы между щитами, такъ тутъ бы и покончили съ нимъ. Лежа въ своей мрачной темниц, потя кровью и водой, онъ изъ глубины души молилъ Бога освободить его отъ этой опасности. Между тмъ одни спотыкались на немъ, другіе падали на него, а какой-то насмшникъ взобрался въ нему на спину и оттуда, какъ съ возвышенія — отдавалъ приказанія толп: «сюда наши», кричалъ онъ во все горло, «непріятель напираетъ съ той стороны; обороняйте этотъ обвалъ, запереть т ворота, баррикадовать эти ступени, принести горшковъ со смолой, чаны съ кипящимъ масломъ, покрыть улицы матрацами». И онъ называлъ, поочередно вс военныя орудія и снаряды, которыми обыкновенно отражаютъ штурмъ. Истоптанный ногами этого командира, чувствуя и слыша его приказанія, бдный Санчо только бормоталъ про себя: «Господи, еслибъ поскоре взяли, наконецъ, этотъ островъ и умертвили или освободили меня отъ этихъ страшныхъ мученій». Небо сжалилось, наконецъ, надъ губернаторомъ, услышало его молитву, и въ ту минуту, когда онъ меньше всего надялся, онъ услышалъ крикъ: «побда, побда! непріятель отступаетъ. Вставайте, господинъ губернаторъ, вставайте! отпразднуйте побду и распредлите добычу, отнятую у врага, отраженнаго этой непобдимой рукой».
«Подымите меня», сказалъ изнеможеннымъ голосомъ измятый Санчо, «и пригвоздите во лбу побжденнаго мною врага. Я согласенъ на это; я отказываюсь отъ раздла добычи и прошу объ одномъ друзей моихъ, если есть еще у меня хоть одинъ другъ, — дать мн сначала глотокъ вина, чтобы промочить горло и потомъ вытереть меня, потому что я просто таю отъ поту». Его вытерли, принесли ему вина, отвязали щиты, посл чего губернаторъ отъ страха, тревоги и страданій, пережитыхъ имъ въ эту ночь, опустился безъ чувствъ на кровать. Шутники уже начинали раскаяваться въ томъ, что слишкомъ далеко довели свою шутку, но Санчо сталъ понемногу приходить въ себя и успокоиваться отъ испытанныхъ имъ бдствій. Онъ спросилъ, который часъ? и ему сказали, что уже начинаетъ заниматься заря. Не отвтивъ ни слова, онъ молча сталъ одваться. Вс съ недоумніемъ ожидали чмъ кончится это дло. Одвшись, Санчо медленно вышелъ (онъ былъ слишкомъ измятъ, чтобы ижти скорй) изъ дому, отправился въ конюшню, куда за нимъ послдовала его свита, подошелъ въ своему ослу и, поцаловавши его, сказалъ ему со слезами на глазахъ: «пойдемъ со мной, товарищъ мой, помогавшій мн переносить горести и труды. Когда я жилъ съ тобою въ мир и согласіи, когда не было у меня другихъ заботъ, какъ только починять твою сбрую и откармливать твое мягкое тло, тогда счастливо протекали дни и года мои. Но когда я покинулъ тебя, и на башняхъ тщеславія и гордости вознесся вверхъ, съ тхъ поръ меня постигли тысяча бдствій, тысяча горестей и четыре тысячи безпокойствъ». Говоря съ своимъ осломъ, Санчо осдлывалъ его, и никто во все это время не сказалъ ему ни слова. Осдлавъ осла, Санчо съ трудомъ слъ на него верхомъ, и обратясь къ мажордому, метръ-д'отелю, секретарю, Педро Черствому и окружавшей его толп разныхъ другихъ лицъ сказалъ: «посторонитесь, господа, и дайте мн возвратиться. къ прежней, свободной жизни; дайте мн воскреснуть отъ этой смерти. Я не рожденъ быть губернаторомъ и не способенъ защищать ни острововъ, ни городовъ отъ вражескихъ нападеній. Мое дло работать заступомъ. управлять телгой, ходить за виноградомъ, а не предписывать законы и защищать области и государства. Мсто святаго Петра въ Рим; а каждый изъ насъ бываетъ на своемъ мст тогда, когда занимается своимъ дломъ. Мн больше присталъ къ лицу серпъ, чмъ губернаторскій скипетръ, и я съ большимъ удовольствіемъ стану кушать похлебку съ лукомъ, чмъ выносить наглость какого-то невжественнаго лекаря для того, чтобы умереть съ голоду» На свобод я лучше засну лтомъ подъ тнью дубоваго дерева, и зимою подъ толстымъ плащомъ, чмъ въ невол на голландскихъ простыняхъ, подъ куницами и соболями. Покойной ночи, господа, передайте, прошу васъ, герцогу, моему господину, что голякомъ родился я, голякомъ остаюсь, ничего не выигралъ, не проигралъ, безъ гроша вступилъ на губернаторство и безъ гроша оставляю его, не такъ какъ другіе губернаторы. Посторонитесь и пропустите меня; я отправлюсь натереть себ саломъ бока, потому что у меня, кажется, вс ребра, переломаны врагами, прогуливавшимися сегодня ночью по моему животу.