Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Безцнный другъ души моей! воскликнула другая пастушка, какое счастіе, душа моя! съ нами говоритъ самый мужественный, самый влюбленный, самый вжливый рыцарь, какой когда либо существовалъ на свт, если только напечатанная исторія длъ его не лжетъ. Рядомъ съ нимъ — готова биться объ закладъ, — стоитъ оруженосецъ его, Санчо-Пансо, самый милый и остроумный человкъ на свт.

— Правда ваша, сказалъ Санчо, я этотъ самый остроумный оруженосецъ, а это мой господинъ, тотъ самый Донъ-Кихотъ Ламанчскій, о которомъ говорятъ и печатаютъ.

— Душа моя, обратилась пастушка въ своей подруг, попросимъ ихъ остаться, и обрадуемъ этимъ нашихъ знакомыхъ и родныхъ. Я слышала про мужество и подвиги этого рыцаря. Говорятъ, онъ въ особенности прославился врностью дам своей Дульцине Тобозской, увнчанной всей Испаніей пальмой красоты.

— И она вполн заслуживаетъ этого, подхватилъ Донъ-Кихотъ, если только не встртитъ соперника въ вашей несравненной красот. Но только вы напрасно стали бы терять время, удерживая меня здсь; обязанность моего званія не позволяетъ мн отдыхать нигд.

Въ это время къ нимъ подошелъ богато и нарядно разодтый братъ одной изъ пастушекъ. Пастушки сказали ему, что съ ними разговаривалъ знаменитый Донъ-Кихотъ Ламанчскій и оруженосецъ его Санчо, извстные очень хорошо молодому человку изъ напечатанной исторіи ихъ длъ. Услышавъ это, нарядный пастухъ обратился къ рыцарю съ предложеніемъ услугъ и такъ настоятельно приглашалъ его въ палатки, что Донъ-Кихотъ принужденъ былъ уступить. Возл палатокъ въ это время происходила охота и стки на полнились множествомъ птицъ; обманутыя цвтомъ стокъ, он кидались въ ту западню, отъ которой убгали со всевозможной быстротой. На охот было больше тридцати человкъ, одтыхъ какъ пастухи и пастушки. Узнавши, что къ нимъ пріхалъ Донъ-Кихотъ и Санчо, вс они, знакомые съ исторіей этихъ знаменитыхъ искателей приключеній, невыразимо обрадовались.

Охотники возвратились въ палатки, гд стояли столы съ свжей, дорогой, обильной провизіей, и Донъ-Кихоту, возбуждавшему общее удивленіе, предложили мсто за верхнемъ конц стола. Посл закуски, когда со стола сняли скатерть, Донъ-Кихотъ сказалъ: «хотя многіе утверждаютъ, будто величайшій грхъ — гордость, но и, вруя съ другими, что адъ населенъ неблагодарными, величайшимъ грхомъ называю неблагодарность. По мр силъ моихъ, я старался избгать его съ тхъ поръ, какъ сталъ жить разсудкомъ. И если я не могу отплатить всмъ людямъ добромъ за сдланное мн добро, то у меня является, по крайней мр, всегда желаніе сдлать это; и когда я принужденъ ограничиваться однимъ желаніемъ, тогда я разглашаю сдланное мн благодяніе. Кто разсказываетъ о сдланномъ ему добр, тотъ выказываетъ готовность при случа отблагодарить за него дломъ. Получающіе въ большей части случаевъ стоятъ ниже дающихъ; надъ всми нами стоитъ Богъ, нашъ общій благодтель, и вс наши дары не могутъ сравняться съ его дарами; ихъ раздляетъ неизмримое пространство. Но этой бдности нашей помогаетъ благодарность. И я, благодаря за лестный пріемъ, сдланный мн здсь, но не имя возможности отплатить за него такимъ же пріемомъ, заключаю себя въ тсныя границы возможнаго и объявляю, что помстясь посреди этой большой дороги въ Сарагоссу, я стану въ теченіе двухъ дней утверждать съ оружіемъ въ рукахъ, что эти прелестныя пастушки прекрасне и любезне всхъ дамъ за свт, кром несравненной Дульцинеи Тобозской, единой владычицы моихъ помысловъ, и да не оскорбитъ это исключеніе никого изъ моихъ слушателей».

Слушавшій внимательно своего господина, Санчо не могъ удержаться, чтобы не воскликнуть: «найдется ли на свт такой дерзостный человкъ, который станетъ утверждать еще, что господинъ мой безумецъ! Скажите на милость, господа, найдется ли въ любой деревн такой ученый и краснорчивый священникъ, который сказалъ бы то, что сказалъ сію минуту мой господинъ. И найдется ли на всемъ свт такой храбрый и прославленный рыцарь, который предложилъ бы то, что предложилъ мой господинъ».

Въ отвтъ за это Донъ-Кихотъ, повернувшись къ своему оруженосцу, гнвно сказалъ ему: «найдется ли на всемъ свт человкъ, который не сказалъ бы, что ты болванъ, подбитый какой-то хитрой, плутоватой злостью? Къ чему мшаешься ты не въ свои дла; — кто велитъ теб поврять — умный я, или безумный? Молчи и не возражай мн ни слова, а поди и осдлай Россинанта, если онъ разсдланъ, и я отправлюсь исполнить мое общаніе; правота моя торжествуетъ заране надъ всякимъ, это дерзнетъ противорчить мн«. Сказавши это, онъ всталъ съ недовольнымъ видомъ со остула и привелъ всхъ въ несказанное удивленіе. Что онъ — умный или безумный? — невольно подумали вс.