И напрасно старались отклонить Донъ-Кихота отъ его рыцарскаго намренія; напрасно увряли его, что никто не сомнвается въ благородств его чувствъ, и ему нтъ никакой нужды предпринимать какой бы то ни было подвигъ, въ доказательство его благодарности и чувства, потому что исторія его слишкомъ хорошо доказываетъ это; ничто не въ силахъ было поколебать Донъ-Кихота. Свъ верхомъ на Россинанта, онъ прикрылся щитомъ, вооружился копьемъ и помстился на середин дороги, пролегавшей мимо зеленаго луга. Санчо послдовалъ за нимъ на осл, въ сопровожденіи всей пасторальной компаніи, желавшей узнать, чмъ кончится это безумное, единственное въ своемъ род предпріятіе.
Помстившись верхомъ на средин дороги, Донъ-Кихотъ потрясъ воздухъ этимъ восклицаніемъ: «рыцари, оруженосцы, верховые и пшіе, проходящіе или пройдущіе въ теченіе двухъ дней по этой дорог! Услышьте, что странствующій рыцарь, Донъ-Кихотъ Ламанчскій, стоитъ и утверждаетъ здсь, что красота и все изящество міра, кром красоты владычицы моей Дульцинеи Тобовской, не можетъ сравниться съ красотой и любезностью нимфъ, обитающихъ на этомъ лугу, вблизи этихъ дубравъ, и тотъ, кто говоритъ противное, пусть предстанетъ передо мною; я ожидаю его». Дважды повторилъ рыцарь слово въ слово это восклицаніе, и дважды не услышалъ его ни одинъ странствующій рыцарь. Но благопріятствовавшая ему боле и боле судьба пожелала, чтобы спустя нсколько времени на дорог показалась толпа всадниковъ, вооруженныхъ большею частью копьями; они хали безпорядочно смшанной толпой, замтно торопясь. Увидвъ ихъ, общество, окружавшее Донъ-Кихота, удалилось съ большой дороги, понимая, что было бы опасно ожидать этой встрчи. Одинъ Донъ-Кихотъ твердо и безстрашно оставался на своемъ мст, Санчо же прикрылся возжами Россинанта. Между тмъ безпорядочная толпа съ копьями приближалась въ рыцарю, и хавшій впереди всадникъ изо всей силы сталъ кричать Донъ-Кихоту: «посторонись чортъ, посторонись, съ дороги, или тебя уничтожатъ быки».
— Нтъ такихъ быковъ, которые бы устрашили меня, отвтилъ Донъ-Кихотъ, хотя бы они были самые ужасные изъ тхъ, которыхъ питаетъ Жираца на тучныхъ брегахъ своихъ. Признайте, волшебники, признайте вмст и по одиночк то, что я сейчасъ скажу вамъ, или я вызываю васъ на бой».
Пастухъ не усплъ отвтить Донъ-Кихоту, а Донъ-Кихотъ не усплъ отвернуться (онъ не усплъ бы этого сдлать еслибъ даже хотлъ), какъ стадо быковъ съ шедшими вмст съ ними волами и множествомъ пастуховъ и людей всякаго званія, сопровождавшихъ это стадо въ городъ, гд должна была происходить на другой денъ битва, — свалили съ ногъ Донъ-Кихота, Санчо, Россинанта, осла и перетоптали ихъ своими ногами. Прохожденіе это помяло кости Санчо, ужаснуло Донъ-Кихота, чуть не изувчило осла, да не поздоровилось отъ него и Россинанту. Тмъ не мене они поднялись наконецъ, и Донъ-Кихотъ, шатаясь въ ту и другую сторону, пустился бжать за стадомъ рогатыхъ животныхъ, крича во все горло: «остановитесь, сволочь, волшебники! Васъ ожидаетъ всего одинъ рыцарь, не изъ тхъ, которые говорятъ:
Глава LIX
Въ чистомъ, прозрачномъ ручь, протекавшемъ въ тни густо насаженныхъ деревьевъ, обрли Донъ-Кихотъ и Санчо лекарство отъ пыли, которой покрыли ихъ невжливые быки. Пустивъ пастись Россинанта и осла безъ сбруи и узды, господинъ и слуга сли на берегу ручья. Донъ-Кихотъ выполоскалъ ротъ, умылъ лицо и возстановилъ такимъ образомъ упадшую энергію своего духа. Санчо же обратился въ котомк и досталъ оттуда то, что онъ называлъ своей провизіей. Опечаленный рыцарь ничего не лъ, а Санчо изъ вжливости не смлъ дотронуться до разложенныхъ передъ нимъ яствъ, прежде чмъ отвдаетъ ихъ Донъ-Кихотъ. Видя однако, что Донъ-Кихотъ, погруженный въ свои размышленія, молчалъ, забывая о пищ и о всякихъ жизненныхъ потребностяхъ, Санчо принялся набивать желудокъ свой хлбомъ и сыромъ; лежавшими у него подъ рукой.