Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

– шь, другъ Санчо, сказалъ ему Донъ-Кихотъ; поддерживай свою жизнь; теб это нужне, чмъ мн, и допусти меня умереть подъ тяжестью моихъ размышленій, подъ ударами моей несчастной судьбы. Я рожденъ жить — умирая, а ты — умереть съ кусомъ хлба во рту, и чтобы ты убдился въ этомъ, взгляни на меня въ моей напечатанной исторіи, взгляни на меня прославленнаго въ битвахъ, мягкаго и предупредительнаго въ моихъ дйствіяхъ, уважаемаго великими міра сего, искушаемаго красавицами, и вотъ теперь, когда я ожидалъ получить наконецъ пальмовый внецъ, заслуженный моими подвигами и мужествомъ, я вижу себя истоптаннымъ и измятымъ ногами нечистыхъ животныхъ, О, при этой мысли я скрежещу зубами и, презрвая пищей, желалъ бы умереть съ голоду, — этой ужаснйшей изъ смертей.

Набивая себ ротъ и двигая съ невообразимой скоростью челюстями Санчо отвтилъ: «вы значитъ несогласны, ваша милость, съ этой пословицей: «околвай курица, но только сытой». Что до меня, то я вовсе не думаю убивать себя, а какъ кожевникъ стану тянуть кожу зубами, пока не сдлаю того, что мн нужно; то есть, кушая, буду тянуть эту жизнь, пока она не достигнетъ поставленнаго ей небомъ предла. Нтъ ничего глупе, какъ отчаяваться, подобно вашей милости. Закусивши въ плотную, да потомъ всхрапнувши на этомъ зеленомъ лугу, вы, врьте мн, ваша милость, встанете совсмъ другимъ человкомъ.

Донъ-Кихотъ послушалъ Санчо, находя, что онъ совтовалъ ему скоре какъ мудрецъ, чмъ какъ глупецъ.

— Если-бы ты захотлъ, другъ мой, сдлать для меня то, что я попрошу тебя, сказалъ онъ своему оруженосцу, ты бъ облегчилъ мои страданія и я обрадовался и успокоился бы скоре и плотне. Санчо, тмъ времененъ какъ я буду спать, отойди въ сторону и дай себ по голому тлу триста или четыреста ударовъ Россинантовскими возжами въ счетъ трехъ тысячъ трехсотъ, назначенныхъ для разочарованія Дульцинеи. Стыдно же, въ самомъ дл, оставлять эту даму очарованной по твоей нерадивости.

— Многое можно сказать на это, отвтилъ Санчо; теперь лучше заснемъ, а тамъ Богъ скажетъ, что длать намъ? Хладнокровно отхлестать себя по голодному, измученному тлу это, ваша милость, очень тяжело. Пусть госпожа Дульцинея подождетъ; и когда она наименьше будетъ думать, она увидитъ меня исколотаго ударами, какъ ршето; до смерти же все живетъ на свт; этимъ я хочу сказать, что я живу еще и при жизни намренъ исполнить то, что общалъ.

Поблагодаривъ Санчо за его доброе намреніе, Донъ-Кихотъ закусилъ — немного, а Санчо — много; посл чего наши искатели приключеній легли и заснули, оставивъ двухъ нераздльныхъ друзей Россинанта и осла свободно пастись на тучномъ лугу. Рыцарь и его оруженосецъ проснулись довольно поздно, сели верхомъ и пустились въ путь, торопясь поспть въ какую-нибудь корчму; — они нашли ее, однако, не ране, какъ прохавши съ милю. Въ корчм, которую Донъ-Кихотъ принялъ, противъ своего обыкновенія, за корчму, а не за замокъ, наши искатели приключеній спросили хозяина есть-ли у него помщеніе. Хозяинъ сказалъ, что есть такое спокойное и удобное, лучше какого не найти и въ Сарагосс, посл чего Санчо отнесъ сначала свои пожитки въ указанную ему комнату, ключь отъ которой далъ ему хозяинъ, и отведши затмъ осла и Россинанта въ конюшню, засыпавъ имъ корму и поблагодаривъ Бога за то, что господинъ его принялъ эту корчму не за замокъ, отправился за приказаніями къ Донъ-Кихоту, усвшемуся на скамь.

Между тмъ наступило время ужинать, и Санчо спросилъ хозяина, что дастъ онъ имъ закусить?

— Все, что угодно, сказалъ хозяинъ; воздушныя птицы, земныя животныя, морскія рыбы — всего у меня вдоволь.

— Не нужно такъ много, сказалъ Санчо, пары жареныхъ цыплятъ съ насъ будетъ довольно; господинъ мой кушаетъ немного, да и я не особенный обжора.

— Цыплятъ нтъ, сказалъ хозяинъ, потому что иного здсь коршуновъ.

— Ну такъ зажарьте курицу, но только понжне.

— Курицу! пробормоталъ хозяинъ, я вчера послалъ штукъ пятьдесятъ курицъ для продажи въ городъ, но кром курицы, приказывайте, что вамъ угодно.

— Въ такомъ случа за теленкомъ или козленкомъ дло врно не станетъ.

— Теперь вся провизія у меня вышла и нтъ ни теленка, ни козленка, сказалъ хозяинъ, но на будущей недл всего будетъ вдоволь.

— Будьте здоровы, сказалъ Санчо; но готовъ биться объ закладъ, что сала и яйцъ найдется у васъ вдоволь.

— Гости мои не могутъ, кажись, пожаловаться на память, отвтилъ хозяинъ. Я говорю, что у меня нтъ ни куръ, ни цыплятъ, а они просятъ яицъ. Спрашивайте, ради Бога, чего-нибудь другаго, и отстаньте отъ меня съ вашими курами.

— Полноте шутить, воскликнулъ Санчо; говорите, что у васъ есть и довольно переливать изъ пустаго въ порожнее.

— Есть у меня воловьи или телячьи ноги, сказалъ хозяинъ, похожія немного на бараньи, приготовленныя съ лукомъ, чеснокомъ и салонъ: варясь въ печи он сами просятъ скушать ихъ.

— Давайте ихъ всхъ сюда, воскликнулъ Санчо; я заплачу за нихъ лучше всякаго другаго: — это блюдо самое по мн; и все равно воловьи или телячьи эти ноги, лишь бы он были ноги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги