Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— Я оставлю ихъ для васъ однихъ, сказалъ хозяинъ, къ тому же здсь находятся теперь все люди порядочные, которые возятъ съ собою провизію, кухню и поваровъ.

— Ужь не знаю, есть ли кто порядочне моего господина, отвтилъ Санчо, но его званіе не позволяетъ ему возить съ собою корзинъ съ провизіей и винами. Мы располагаемся съ нимъ среди луговъ и закусываемъ жолудями и ягодами.

Такого-то рода разговоръ велъ Санчо съ хозяиномъ, и когда послдній спросилъ оруженосца, это такой его господинъ? Санчо ничего не отвтилъ на это. Между тмъ къ ужину Донъ-Кихотъ вошелъ въ свою комнату, хозяинъ принесъ бараньи ноги, и рыцарь слъ за столъ.

Скоро въ сосдней комнат, отдленной отъ комнаты Донъ-Кихота только легкой перегородкой, рыцарь услышалъ что этого говоритъ.

— Донъ Іеронимъ, заклинаю васъ жизнью, прочтите, въ ожиданіи ужина, другую главу второй части Донъ-Кихота Ламанчскаго [19]. Услышавъ свое имя, Донъ-Кихотъ приподнялся со стула, и, весь обратившись въ слухъ, сталъ слушать, что говорятъ про него.

— Донъ-Жуанъ, отвтилъ донъ Іеронинъ, къ чему читать эти глупости? Кто прочелъ первую часть Донъ-Кихота, тотъ не можетъ читать этой второй.

— И однако, сказалъ Донъ-Жуанъ; намъ все таки не мшало бы прочесть ее; нтъ такой дурной книги, въ которой не было бы чего-нибудь хорошаго. Одно мн не нравится въ ней — это то, что Донъ-Кихотъ перестаетъ любить Дульцинего.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ съ негодованіемъ воскликнулъ: «тому, кто скажетъ, что Донъ-Кихотъ Ламанчскій забылъ или можетъ забыть Дульцинею Тобозскую, я докажу равнымъ оружіемъ, что онъ сильно ошибается; Донъ-Кихотъ не можетъ забывать, а Дульцинея не можетъ быть забываема. Девизъ Донъ-Кихота постоянство, а произнесенный имъ обтъ быть неизмнно врнымъ своей дам.»

— Кто это говоритъ? спросили въ другой комнат.

— Никто, другой, какъ самъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій отвтилъ рыцарь, который станетъ поддерживать съ оружіемъ въ рукахъ не только все сказанное имъ, но даже все то, что онъ скажетъ: у хорошаго плательщика за деньгами дло не станетъ.

Въ ту же минуту два благородныхъ господина (по крайней мр за видъ они казались такими) отворили дверь своей комнаты и одинъ изъ нихъ, кинувшись на шею Донъ-Кихоту, дружески сказалъ ему: «вашъ образъ не можетъ скрыть вашего имени, ни ваше имя вашего образа. Вы, безъ всякаго сомннія, истинный Донъ-Кихотъ Ламанчскій, путеводная звзда странствующаго рыцарства, вопреки тому автору, который вознамрился похитить у васъ ваше имя и уничтожить ваши подвиги въ этой книг.» При послднемъ слов онъ взялъ изъ рукъ своего товарища книгу и передалъ ее Донъ-Кихоту. Рыцарь взялъ книгу, молча перелисталъ ее и не много спустя отдалъ назадъ. Въ этомъ немногомъ, что я прочелъ здсь, сказалъ онъ, я нашелъ три несообразности: первое, нсколько словъ прочитанныхъ въ предисловіи [20]; во вторыхъ ея аррагонскій языкъ, и въ третьихъ, это особенно доказываетъ невжество автора, ложь въ самомъ важномъ мст: онъ называетъ жену Санчо Пансо — Терезу Пансо — Маріей Гутьерецъ [21]; если же онъ лжетъ въ главномъ, то можно думать, не лжетъ ли онъ и во всемъ остальномъ.

— Нечего сказать, славный историкъ, воскликнулъ Санчо; видно отлично знаетъ онъ насъ, если жену мою Терезу Пансо называетъ Маріей Гутьерецъ. Ваша милость, возьмите, пожалуйста, эту книгу и посмотрите помщенъ-ли я тамъ и изуродовано ли и мое имя.

— Должно быть вы — Санчо Пансо, оруженосецъ господина Донъ-Кихота? сказалъ донъ-Іеронимъ.

— Да, я этотъ самый оруженосецъ и горжусь этимъ, отвтилъ Санчо.

— Ну такъ, клянусь Богомъ, воскликнулъ донъ-Іеронимъ, историкъ этотъ описываетъ васъ вовсе не такимъ порядочнымъ человкомъ, какимъ я вижу васъ. Онъ выставляетъ васъ глупцомъ и нисколько не забавнымъ обжорой, — словомъ далеко не тмъ Санчо, какимъ изображены вы въ первой части исторіи господина Донъ-Кихота.

— Прости ему Богъ, отвтилъ Санчо, лучше бы онъ оставилъ меня въ моемъ углу и не вспоминалъ обо мн; устроить пляску можно только умючи играть на скрипк и святой Петръ только въ Рим находится у себя дома.

Путешественники пригласили Донъ-Кихота отъужинать вмст съ ними, говоря, что въ этой корчм нельзя найти кушанья, достойнаго такого рыцаря, какъ Донъ-Кихотъ. Всегда вжливый и предупредительный, Донъ-Кихотъ уступилъ ихъ просьбамъ и поужиналъ вмст съ ними, оставивъ Санчо полнымъ хозяиномъ поданнаго ему ужина. Оставшись одинъ Санчо слъ на верхнемъ конц стола, а рядомъ съ нимъ хозяинъ, тоже большой охотникъ до воловьихъ ногъ;

За ужиномъ Донъ-Жуанъ спросилъ Донъ-Кихота: вышла ли Дульцинея Тобозская замужъ, родила ли, беременна ли она, или, храня обтъ непорочности, она помнитъ о влюбленномъ въ нее рыцар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги