Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Дульцинея чиста и невинна еще, сказалъ Донъ-Кихотъ, а сердце мое боле постоянно теперь чмъ когда-нибудь; отношенія наши остаются по прежнему платоническими, но только увы! красавица превращена въ отвратительную крестьянку. И онъ разсказалъ имъ во всей подробности очарованіе своей дамы, свое приключеніе въ Монтезиносской пещер и средство, указанное мудрымъ Мерлиномъ, для разочарованія Дульцинеи, состоявшее, какъ извстно въ томъ, чтобы Санчо отодралъ себя. Съ необыкновеннымъ удовольствіемъ слушали путешественники изъ устъ самого Донъ-Кихота его удивительныя приключенія. И они столько же удивлялись безумію рыцаря, сколько изяществу, съ какимъ онъ разсказывалъ свои безумства, являясь то умнымъ и мыслящимъ человкомъ, то заговариваясь и начиная городить чепуху; слушатели его ршительно не могли опредлить, на сколько далекъ онъ отъ безумца и отъ мудреца.

Санчо между тмъ поужиналъ и, оставивъ хозяина, отправился въ своему господину; «пусть меня повсятъ», сказалъ онъ, входя въ комнату, «если авторъ этой книги не хочетъ разсорить насъ. И если онъ называетъ меня, какъ вы говорите, обжорой, такъ пусть не называетъ хоть пьяницей».

— А онъ именно пьяницей и называетъ васъ, перебилъ донъ-Іеронимъ. Не помню гд и какъ, но знаю, что онъ выставляетъ васъ не совсмъ въ благопріятномъ свт.

— Поврьте мн, господа, отвтилъ Санчо, что Донъ-Кихотъ и Санчо, описанные въ этой исторіи, совсмъ не т, которые описаны въ исторіи Сидъ-Гамедъ Бененгели; — у Сидъ-Гамеда описаны мы сами: господинъ мой мужественный, благоразумный, влюбленный; я — простой, шутливый, но не обжора и не пьяница.

— Я въ этомъ увренъ, сказалъ Донъ-Жуанъ, и скажу, что слдовало бы запретить, еслибъ это было возможно, кому бы то ни было, кром Сидъ-Ганеда, описывать приключенія господина Донъ-Кихота, подобно тому какъ Александръ не позволилъ срисовывать съ себя портретовъ никому, кром Аппеллеса.

— Портретъ мой пусть пишетъ кто хочетъ, замтилъ Донъ-Кихотъ, но только пусть не безобразятъ меня; — всякое терпніе лопаетъ наконецъ, когда его безнаказанно оскорбляютъ.

— Какъ можно безнаказанно оскорбить господина Донъ-Кихота, отвтилъ Донъ-Жуанъ; какого оскорбленія не отмститъ онъ, если только не отразилъ его щитомъ своего терпнія, которое должно быть могуче и широко.

Въ подобныхъ разговорахъ прошла большая часть ночи; и хотя Донъ-Жуанъ и его другъ упрашивали Донъ-Кихота прочесть еще что-нибудь въ новой исторіи его и увидть какимъ тономъ поетъ онъ тамъ, но Донъ-Кихотъ на отрзъ отказался отъ этого. Онъ сказалъ, что считаетъ книгу эту прочтенной имъ, негодной отъ начала до конца, и вовсе не желаетъ обрадовать автора ея извстіемъ, что ее читалъ Донъ-Кихотъ. «Къ тому же,» добавилъ онъ, «не только глазъ, но даже самая мысль должна отворачиваться отъ всего грязнаго, гаерскаго и неприличнаго.

Донъ-Кихота спросили, куда онъ намренъ отправиться? «Въ Сарагоссу,» сказалъ Донъ-Кихотъ, «чтобы присутствовать на каждогодно празднуемыхъ тамъ играхъ». Донъ-Жуанъ сказалъ ему на это, что въ новой исторіи его описывается, какъ онъ, или кто-то другой прикрывшійся его именемъ, присутствовалъ въ Саррагос на турнирахъ и добавилъ, что это описаніе блдно, вяло, убого въ описаніи нарядовъ, и вообще весьма глупо.

— Въ такомъ случа я не поду въ Саррагоссу, сказалъ Донъ-Кихотъ, и обнаружу передъ цлымъ свтомъ ложь этой исторіи; пусть убдится міръ, что я не тотъ Донъ-Кихотъ, о которомъ пишетъ этотъ самозваный историкъ.

— И отлично сдлаете, сказалъ донъ-Іеронимъ; въ тому же въ Барселон тоже готовятся турниры, на которыхъ вы въ состояніи будете выказать вашу ловкость и мужество.

— Это я и думаю сдлать, отвтилъ Донъ-Кихотъ; но пора ужъ спать и я прошу васъ позволить мн проститься съ вами и считать меня отнын вашимъ преданнйшимъ другомъ и слугой.

— Я тоже прошу объ этомъ, сказалъ Санчо; быть можетъ и я на что-нибудь пригожусь.

Простившись съ своими новыми знакомыми, Донъ-Кихотъ и Санчо воротились въ свою комнату, изумивъ Донъ-Жуана и Іеронима этимъ удивительнымъ смшеніемъ ума съ безуміемъ. Они поврили, что это дйствительно Донъ-Кихотъ и Санчо, вовсе не похожіе на тхъ, которыхъ описалъ аррагонскій историкъ.

Донъ-Кихотъ вставъ рано по утру и постучавъ въ перегородку, отдлявшую отъ него сосднюю комнату, попрощался съ своими новыми знакомыми. Санчо щедро заплатилъ хозяину, и на прощаніе посовтовалъ ему умренне расхваливать удобства и изобиліе своего зазжаго дома, или же держать въ немъ побольше припасовъ.

Глава LX