Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ сказалъ Санчо: «Не говорилъ ли я теб, Санчо, что мн не трудно найти оруженосца? Видишь ли ты, кто соглашается быть имъ? никто иной, какъ бакалавръ Самсонъ Караско, радость и неистощимый увеселитель университетскихъ галерей Саламанки, умный, ловкій, искусный, тихій, осторожный, терпливо переносящій голодъ и жажду, холодъ и жаръ, словомъ, обладающій всми достоинствами, необходимыми оруженосцу странствующаго рыцари. Но прогнвлю ли я Бога, разбивъ хранилище науки, низвергнувъ столбъ письменности и вырвавъ пальму изящныхъ искуствъ изъ личной моей выгоды? Нтъ, пусть новый Самсонъ остается въ своей отчизн и, украшая ее, пусть украшаетъ сдины своего престарлаго отца. Я же удовольствуюсь первымъ попавшимся мн подъ руку оруженосцемъ, потому что Санчо не хочетъ быть имъ.

— Нтъ, нтъ, хочу, воскликнулъ Санчо, съ глазами, полными слезъ; пусть не скажутъ обо мн, что я заплатилъ неблагодарностью моему господину за его хлбъ. Слава Богу, ни я, ни ддъ, ни отецъ мой не славились этимъ порокомъ, это скажетъ вся наша деревня. Къ тому же, я вижу изъ вашихъ дйствій и словъ, что вы желаете мн добра, и если я просилъ васъ назначить мн жалованье, то сдлалъ это единственно въ угоду моей жен, которая если вобьетъ себ что въ голову, то станетъ высасывать изъ васъ вс соки, пока не настоитъ на своемъ. — Но женщина пусть останется женщиной, а мужчина долженъ быть мужчиной, и я хочу быть имъ въ моемъ дом, какъ и везд, не смотря ни на кого и ни на что. Приготовьте же, господинъ мой, ваше завщаніе, и затмъ безъ замедленія двинемся въ путь, не тяготя боле совсти господина бакалавра, которая заставляетъ его, какъ говоритъ онъ, торопить вашу милость пуститься въ третій разъ странствовать по блому свту. Я же предлагаю вамъ мои услуги въ качеств оруженосца, и общаю служить ревностно, честно и никакъ не хуже, если только не лучше всхъ бывшихъ и будущихъ оруженосцевъ странствующихъ рыцарей.

Бакалавръ, услышавъ рчь Санчо, чуть не остолбенлъ отъ удивленія; хотя онъ и прочелъ первую часть исторіи Донъ-Кихота, онъ, однако, не воображалъ, чтобы оруженосецъ нашъ былъ такъ же милъ въ дйствительности, какъ въ книг. Послдняя рчь Санчо убдила его въ этой истин, и онъ сталъ глядть на него, какъ на славнйшаго безумца своего вка. Онъ даже пробормоталъ себ подъ носъ, что міръ не видлъ еще сумазбродовъ, подобныхъ знакомому намъ рыцарю и его оруженосцу.

Дло кончилось тмъ, что Санчо и Донъ-Кихотъ обнялись и разстались искренними друзьями, готовясь, согласно совту ставшаго ихъ оракуломъ Караско, выхать чрезъ три дни. Этимъ временемъ можно было запастись всмъ необходимымъ къ отъзду и достать щитъ съ забраломъ, который Донъ-Кихотъ хотлъ имть во что бы то ни стало, и который Караско общалъ достать ему у одного изъ своихъ друзей.

Какъ описать проклятія, которыми осыпали бакалавра племянница и экономка? Он рвали на себ волосы, царапали лицо, и рыдали, подобно наемнымъ плакуньямъ на похоронахъ, такъ безнадежно, какъ будто Донъ-Кихотъ отправлялся не на поискъ приключеній, а на поискъ свой могилы. Затаенная мысль, побудившая Караско уговорить Донъ-Кихота пуститься въ третье странствованіе и одобренная священникомъ и цирюльникомъ, съ которыми бакалавръ предварительно посовтовался, скажется впослдствіи.

Впродолженіе трехъ дней, оставшихся до отъзда, Донъ-Кихотъ и Санчо позаботились запастись всмъ, что казалось имъ необходимымъ для предстоящихъ странствованій; посл чего Санчо, успокоивъ жену, а Донъ-Кихотъ — племянницу и экономку, ускользнули въ одинъ прекрасный вечеръ изъ дому никмъ не замченные, кром Караско, желавшаго проводить ихъ полверсты. Въ этотъ разъ они направились по дорог къ Тобозо, Донъ-Кихотъ на славномъ Россинант, а Санчо на знакомомъ намъ осл. Оруженосецъ запасся котомкой съ състными припасами и кошелькомъ, туго набитымъ деньгами, который рыцарь вручилъ ему на всякій непредвиднный случай. При прощаніи, Караско обнялъ Донъ-Кихота и умолялъ увдомлять его о своихъ удачахъ и неудачахъ. Рыцарь общалъ исполнить просьбу бакалавра; посл чего Самсонъ воротился домой, а Донъ-Кихотъ и Санчо отправились въ Тобозо.

Глава VIII

Да будетъ благословенно имя всемощнаго Аллаха, восклицаетъ Сидъ Гамедъ-Бененгели въ начал восьмой главы своего. повствованія. Да будетъ благословенно имя Аллаха, трижды восклицаетъ онъ; посл чего начинаетъ настоящую главу прославленіемъ имени Господа потому, что читатель видитъ Санчо и Донъ-Кихота на дорог къ новымъ приключеніямъ, готовясь быть вскор свидтелемъ новыхъ подвиговъ славнаго рыцаря и новыхъ рчей его оруженосца. Историкъ проситъ читателей забыть прежнія похожденія знаменитаго гидальго, чтобы тмъ внимательне слдить за тми, которыя готовится онъ совершить теперь, начиная ихъ по дорог въ Тобозо, подобно тому какъ прежніе началъ онъ за тонтіельской долин. И, говоря безпристрастно, то о чемъ проситъ историкъ — ничто, въ сравненіи съ тмъ, что онъ общаетъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги