Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Клянусь освщающимъ насъ Богомъ, воскликнулъ Донъ Кихотъ, не будь ты моя племянница, дочь сестры моей, то за твое богохульство я наказалъ бы тебя такъ, что удивилъ бы міръ. Виданное ли дло, чтобы какая-нибудь двчонка, едва умющая справиться съ веретеномъ, смла такъ отзываться о странствующихъ рыцаряхъ. Великій Боже! Да что сказалъ бы славный Амадисъ, услышавъ подобныя слова? Впрочемъ, онъ пожаллъ бы только о теб, потому что онъ былъ самый утонченный рыцарь и великодушный заступникъ молодыхъ двушекъ. Но отъ всякаго другого ты не отдлалась бы такъ дешево; не вс рыцари были такъ снисходительны, какъ и вообще они во многомъ рознились между собою. Одни были, можно сказать, чистымъ золотомъ, другіе лигатурою. Одни возвышались своимъ мужествомъ и иными достоинствами; другіе унижали себя изнженностью и пороками. И врь мн: нужно быть человкомъ весьма опытнымъ и проницательнымъ, чтобы умть отличать эти два рода рыцарей, столь сходныхъ именемъ и различныхъ своими длами.

— Пресвятая два! сказала племянница. Но не созданы ли вы, дядя мой, быть проповдникомъ; и однакожъ вы такъ ослплены, что въ ваши лта, съ вашимъ здоровьемъ, воображаете себя молодымъ, силачемъ и, что хуже всего, рыцаремъ. Гидальго, конечно, можетъ сдлаться рыцаремъ, но только не тогда, когда онъ бденъ.

— Правда твоя, отвчалъ Донъ-Кихотъ, и по поводу рожденія, я бы могъ разсказать много новаго для тебя, но воздерживаюсь отъ этого, не желая смшивать земнаго съ небеснымъ. Выслушай, однако, внимательно, что я сейчасъ окажу. Вс существующіе въ мір роды можно подвести подъ четыре категоріи: одни, исходя изъ скромнаго начала, постепенно возвышаясь, достигли царственныхъ внцовъ; другіе, — происходя отъ благородныхъ предковъ, понын пребываютъ въ прежнемъ величіи; происхожденіе третьихъ можетъ быть уподоблено пирамидамъ: выходя изъ могучаго и широкаго основанія, роды эти, постепенно съуживаясь, обратились теперь почти въ незамтныя точки. Наконецъ четвертый и самый многочисленный классъ, это простой народъ, который пребывалъ и пребываетъ во мрак. Въ примръ родовъ, исшедшихъ изъ скромнаго начала, и постепенно возвысившихся до того величія, въ которомъ мы видимъ ихъ нын, я укажу на царствующій домъ отоманскій. Ко второму разряду принадлежатъ многіе изъ принцевъ, наслдственно царствующихъ въ своихъ земляхъ, умвъ сохранить ихъ до сихъ поръ за собою. Къ разряду родовъ, исшедшихъ изъ широкаго основанія и обратившихся въ незаметныя точки, должно отнести фараоновъ и Птоломеевъ египетскихъ, римскихъ цезарей и множество князей ассирійскихъ, греческихъ и варварскихъ, отъ коихъ нын осталось одно имя. Что касается простолюдиновъ, то о нихъ замчу только, что служа къ размноженію рода человческаго, они не обращали на себя вниманія исторіи. Все это я сказалъ, дабы показать, какая великая разница существуетъ между различными родами; и изъ нихъ только тотъ истинно великъ и благороденъ, члены котораго славятся столько же своимъ богатствомъ, сколько щедростью и гражданскими доблестями: говорю богатствомъ, щедростью и доблестями, потому что могучій вельможа безъ гражданской добродтели будетъ только великолпнымъ развратникомъ, а богачъ безъ щедрости — корыстолюбивымъ нищимъ. Не деньги даруютъ намъ счастье, его даетъ намъ то употребленіе, которое мы длаемъ изъ нихъ. Бдный рыцарь своимъ благородствомъ, обходительностью и въ особенности своимъ состраданіемъ, можетъ всегда показать, что онъ истинный рыцарь; и если онъ подастъ бдняку только два мараведиса, но подастъ ихъ отъ чистаго сердца, то будетъ столь же щедръ; какъ богачъ, разсыпающій дорогую милостыню, при звон колоколовъ. И всякій, видя рыцаря, украшеннаго столькими добродтелями, не обращая вниманія на его бдность, признаетъ его человкомъ высокаго рода, и было бы чудо, еслибъ не признали его такимъ, потому что уваженіе общества всегда вознаграждало добродтель.

Дв дороги, друзьи мои, ведутъ въ богатствамъ и почестямъ. По одной изъ нихъ идутъ гражданскіе дятели, по другой — воины. Я избралъ послднюю, она больше пришлась мн по сердцу. Оружіе влекло меня въ себ, и я послдовалъ своей природной наклонности. И напрасно старались бы меня отклонить отъ пути, указаннаго мн Богомъ, отъ моей судьбы и моего желанія. Я очень знаю тяжелые труды, предназначенные рыцарямъ, но знаю и великія выгоды, неразлучныя съ моимъ званіемъ. Знаю, что путь добродтели узокъ и тернистъ, а путь грха роскошенъ и широкъ, но мн не безъизвстно и то, что разные пути эти приведутъ насъ и въ разнымъ концамъ. Смерть сторожитъ насъ на роскошной дорог грха, и какъ ни тернистъ путь добродтели, но имъ мы внидемъ туда, идже озаритъ насъ жизнь безконечная; и вспомните, друзья мои, эти стихи великаго нашего поэта:

Вотъ этой то стезей, суровой и тернистой,

Мы внидемъ въ край, въ которомъ ждетъ насъ вчный миръ,

И изъ котораго никто не возвращался……

— Богъ мой! воскликнула племянница; да дядя мой, какъ я вижу, и поэтъ. И чего онъ только не знаетъ? Приди ему фантазія выстроить самому домъ, онъ бы кажется и это сдлалъ.