Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Сидъ Гамедъ Бененгели, лтописецъ знаменитыхъ событій, описываемыхъ въ этой книг, начинаетъ настоящую главу слдующими словами: клянусь, какъ христіанинъ католикъ. По поводу этого выраженія переводчикъ замчаетъ, что если историкъ — мавръ (онъ былъ дйствительно мавръ) говоритъ: «клянусь, какъ католикъ», то ясное дло, онъ общаетъ этими словами быть правдивымъ, какъ побожившійся католикъ, разсказывая о Донъ-Кихот и о томъ, это былъ Петръ и его ворожея обезьяна, изумлявшая своимъ даромъ весь окрестный край. историкъ говоритъ, что тотъ, это прочелъ первую часть его труда, вроятно, не забылъ Гинеса Пассамонта, освобожденнаго Донъ-Кихотомъ изъ цпей вмст съ другими каторжниками въ Сіерра-Морен, — благодяніе, за которое ему такъ дурно отплатили эти неблагодарные, погрязшіе во грхахъ люди. Этотъ самый Гинесъ Пассамонтъ, называемый Донъ-Кихотомъ Гинезиллъ Дарапильскій укралъ, какъ извстно, у Санчо осла, событіе, подавшее поводъ упрекать историка въ недостатк памяти, потому что въ типографіи забыли напечатать какъ и когда Санчо нашелъ своего осла. Повторимъ же еще разъ какъ было дло: Гинесъ укралъ у спавшаго Санчо осла, воспользовавшись уловкой, употребленной Брунелемъ при осад Альбраки для того, чтобы вытащить коня изъ подъ Сакристана. Какъ и когда Санчо нашелъ своего осла, это уже разсказано. Гинесъ же, убгая отъ правосудія, преслдовавшаго его за многія, часто весьма искусныя плутни, описанныя имъ самимъ въ довольно большой книг, ршился проскользнуть въ королевство аррагонское, и завязавъ себ лвый глазъ, обзавелся театромъ маріонетокъ, которыми онъ двигалъ такъ же ловко, какъ игралъ стаканами. Купивъ себ еще обезьяну у христіанъ, освобожденныхъ изъ неволи въ Варварійскихъ земляхъ, онъ выучилъ ее вскакивать въ нему, по данному знаку, на плечо, и какъ будто шептать ему что-то на ухо. Обзаведшись театромъ и обезьяной, онъ прежде чмъ прізжалъ въ какую нибудь деревню, собиралъ по сосдству отъ разныхъ знающихъ лицъ свднія о томъ: что длается вокругъ? какъ кто живетъ? не случилось ли по близости чего-нибудь особеннаго, и если случилось, то, что именно? Разузнавъ и запомнивъ хорошо все это, онъ прізжалъ въ сосднее село, показывалъ тамъ свой театръ, разыгрывалъ разныя довольно избитыя, но интересныя исторіи, и по окончаніи представленія показывалъ свою ученую обезьяну, отгадывавшую, по словамъ его, настоящее и прошедшее, но не будущее. За отвтъ бралъ онъ, обыкновенно, два реала; иногда дешевле, смотря по обстоятельствамъ. И такъ какъ онъ являлся въ домахъ, тайны которыхъ были ему нсколько извстны, то хотя бы даже у него ничего не спрашивали, чтобы ничего не платить, онъ подавалъ однако своей обезьян извстный знакъ и потомъ уврялъ, что та открыла ему какое-нибудь происшествіе, дйствительно случившееся въ дом. Благодаря подобнымъ уловкамъ онъ пользовался огромнымъ довріемъ толпы, которая просто бгала за нимъ; и такъ какъ никто не допытывался какимъ образомъ узнаетъ все его обезьяна, поэтому онъ втихомолку смялся себ надъ врившими ему простяками, набивая деньгами ихъ свой карманъ. Когда онъ пріхалъ въ послдній разъ въ корчму, онъ въ ту же минуту узналъ Донъ-Кихота и Санчо, и ему не трудно было повергнуть въ изумленіе рыцаря, его оруженосца и всю окружавшую ихъ публику. Дорого, однако, обошлось бы ему на этотъ разъ его ремесло, еслибъ Донъ-Кихотъ, поражая короля Марсиліо и его кавалерію, опустилъ немного ниже свою руку. Вотъ все, что можно сказать о Петр и его обезьян.

Возвращаясь къ Донъ-Кихоту Ламанчскому, исторія передаетъ, что, покинувъ корчму, онъ задумалъ объздить берега Эбро и окрестности ихъ, прежде чмъ отправиться въ Сарагоссу; такъ какъ до турнировъ оставалось еще довольно времени. Преслдуя свое намреніе, халъ онъ двое сутокъ, не встртивъ ничего, достойнаго быть описаннымъ. На третій день, възжая на одинъ холмъ, онъ услышалъ стукъ барабановъ, звуки трубъ, шумъ аркебузъ и ему показалось, что это проходитъ полкъ солдатъ. Желая увидть ихъ, онъ пришпорилъ Россинанта и въхалъ на вершину холма. Но тутъ вмсто солдатъ, Донъ-Кихотъ увидлъ внизу, на полян, толпу, человкъ въ двсти, вооруженную всевозможнымъ оружіемъ: пиками, аллебардами, арбалетами, бердышами и нсколькими щитами. Спустившись внизъ, онъ подъхалъ такъ близко къ толп, что могъ различить цвта, знамена ея и прочесть девизы. Особенное вниманіе его обратило на себя блое атласное знамя, на которомъ, въ миніатюр, нарисованъ былъ чрезвычайно натурально ревущій оселъ съ высокой головой, открытымъ ртомъ и высунутымъ языкомъ. вокругъ него, большими буквами, написаны были эти два стиха:

Не даромъ принялись ревть
Тотъ и другой алькадъ.

Прочитавъ ихъ, Донъ-Кихотъ понялъ, что это собрались крестьяне изъ деревни съ ревущими по ослиному алькадани. Санчо, сказалъ онъ, крестьянинъ, передавшій намъ событіе съ осломъ, ошибся, назвавъ ревуновъ регидорами, изъ надписи видно, что это альхады.