Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Донъ-Кихотъ остановился за минуту — перевести дыханіе, и видя, что вс продолжаютъ внимательно молчать, хотлъ было продолжать свою рчь, но къ несчастію, оруженосцу его тоже пришла въ эту минуту охота блеснуть своимъ умомъ. Видя, что рыцарь остановился, онъ ршился говорить дальше: «господинъ мой, Донъ-Кихотъ Ламанчскій,» началъ онъ, «называвшійся нкогда рыцаремъ печальнаго образа, а теперь называющійся рыцаремъ львовъ, — это многоумный гидальго, знающій по латыни и по испански, какъ настоящій бакалавръ; онъ говорилъ и совтовалъ вамъ, какъ отличный воинъ, превосходно знакомый съ законами и правилами войны, и вы ничего лучше не можете сдлать, какъ послдовать его совту; я готовъ отвчать, если окажется, что васъ обманули. Да и въ самомъ дл, не страшная ли это глупость сердиться за то, что пришлось услышать чей-то ревъ. Клянусь Богомъ, бывши мальчишкой, я ревлъ всякій разъ, какъ мн приходила охота, и никому до этого дла не было. И ревлъ, я вамъ скажу, не какъ-нибудь, а такъ, что какъ зареву бывало, такъ вс ослы вокругъ разомъ отзовутся на мой ревъ, и, не смотря на то, я все-таки оставался сыномъ честныхъ родителей. Мн, я вамъ скажу, завидовали даже четыре самыхъ важныхъ человка въ сел, да плевать я на это хотлъ. И что я не лгу, такъ вотъ послушайте, какъ я реву: вы знаете, кто научился ревть, или плавать, тотъ никогда не забываетъ этого.» Съ послднимъ словомъ Санчо сжалъ носъ и заревлъ такъ сильно, что огласилъ своими звуками окрестные холмы и долины. На бду его, одинъ изъ крестьянъ, услышавъ ревъ его, вообразилъ, что онъ заревлъ въ насмшку надъ толпой, и поднявъ огромную дубину, хватилъ ею такъ сильно вдоль всей спины Санчо, что несчастный оруженосецъ безъ чувствъ повалился на землю. Донъ-Кихотъ, въ ту же минуту, устремился съ копьемъ своимъ на дерзкаго крестьянина, но на помощь послднему явилось столько народу, что Донъ-Кихоту не было ни какой возможности отмстить обиду, нанесенную его оруженосцу. Напротивъ, чувствуя, что его самого осыпаютъ градомъ каменьевъ, видя безчисленное множество направленныхъ на него аркебузъ и арбалетовъ, рыцарь повернулъ Россинанта и во всю прыть умчался отъ враговъ своихъ, моля изъ глубины души Бога спасти его отъ этой опасности. Онъ то и дло втягивалъ въ себя струю свжаго воздуха, чтобы убдиться, не задыхается ли онъ, находясь въ постоянномъ страх, какъ бы пущенная сзади пуля не вошла въ плечо его и не вышла черезъ грудь; но вооруженная толпа удовольствовалась бгствомъ его, не пославъ во слдъ ему ни одного выстрла. Удалившись на значительное разстояніе, Донъ-Кихотъ оглянулся назадъ, и видя, что его догоняетъ никмъ не преслдуемый Санчо, ршился обождать его. Крестьяне же, не расходясь, оставались на мст до самой ночи, и такъ какъ враги ихъ не приняли битвы, поэтому они съ радостью и торжествомъ возвратились назадъ; и еслибъ знали эти добрые люди обычаи существовавшіе въ древней Греціи, они, вроятно, воздвигли бы на мст ожиданія тріумфальную колонну.

Глава XXVIII

Когда храбрый бжитъ — значитъ засада открыта и человкъ благоразумный долженъ беречь себя для лучшаго времени; истина, которую подтвердилъ Донъ-Кихотъ, когда оставлялъ поле битвы безжалостнымъ противникамъ своимъ, вооруженнымъ каменьями, и, забывая въ какой опасности повидаетъ онъ Санчо, поспшилъ укрыться въ безопасное мсто. Почти лежа на своемъ осл, слдовалъ за нимъ Санчо, и догнавши Донъ-Кихота, запыхавшійся, измученный и избитый, упалъ къ ногамъ его коня. Рыцарь соскочилъ съ Россинанта, чтобы осмотрть раны своего злополучнаго оруженосца, но нашедши его цлымъ и здоровымъ съ ногъ до головы, онъ съ неудовольствіемъ сказалъ ему: «въ недобрый часъ принялся ты ревть, Санчо. Прилично ли говорить о веревк въ дон повшеннаго? И какого иного акомпанимента могъ ожидать ты своей псн, кром дубинъ? Благодари еще Бога, что ты такъ дешево отдлался и не изрубили они саблями теб лица, а только помяли палками бока.»

— Не могу я теперь ничего отвчать на это, сказалъ Санчо, потому что мн кажется, будто я говорю плечами, а доложу только вашей милости, что на вки вчные закаюсь я ревть, но не закаюсь говорить, что странствующіе рыцари убгаютъ, покидая своихъ избитыхъ оруженосцевъ на съденіе врагамъ.

— Отступить, не значитъ убжать, сказалъ Донъ-Кихотъ; и мужество, чуждое всякаго благоразумія, называется дерзостью, удача дерзкаго есть всегда дло счастливаго случая, а не искуства и храбрости. Я отступилъ, это правда, но не бжалъ; и въ этомъ случа слдовалъ примру многихъ храбрыхъ, сберегавшихъ себя для лучшихъ временъ. Исторія представляетъ много подобныхъ примровъ, но такъ какъ перечислять ихъ теперь не къ чему — теб это не доставило бы никакой выгоды, а мн ни малйшаго удовольствія, — поэтому я умалчиваю о нихъ.

Санчо между тмъ услся, наконецъ, при помощи Донъ-Кихота, на своего осла, рыцарь на Россинанта, и, шагъ за шагомъ, достигли они маленькаго лса, находившагося отъ нихъ не дале одной версты. Отъ времени до времени Санчо тяжело вздыхалъ. «Что съ тобою?» спросилъ его Донъ-Кихотъ, «о чемъ ты вздыхаешь?»