Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ захохоталъ во все горло и, ударивъ себя ладонью по лбу, воскликнулъ: «считая все время, проведенное мною въ Сіерра-Моренн и въ остальныхъ странствованіяхъ, выйдетъ не боле двухъ мсяцевъ, а ты плетешь, что я общалъ теб островъ двадцать лтъ тому назадъ. Ты хочешь, какъ я вижу, оставить въ счетъ своего жалованья вс мои деньги, находящіяся у тебя; чтожъ, бери ихъ, и дай теб Богъ счастія; я же охотно останусь безъ одного обола, лишь бы избавиться отъ такого дряннаго оруженосца, какъ ты. Но, только, скажи мн, измнникъ: гд ты видлъ, чтобы оруженосецъ вступалъ въ торги съ рыцаремъ — своимъ господиномъ и настаивалъ на томъ, чтобы ему дали столько-то и столько то? Пойди, взгляни, углубись, вроломный бандитъ, въ великое море рыцарскихъ исторій; и если ты откроешь тамъ, что-нибудь похожее на то, что ты замышляешь и длаешь, пригвозди тогда это сказаніе къ моему лбу и дай мн четыре оплеухи. Ступай, поворачивай своего осла, и отправляйся себ домой; со мною ты не сдлаешь больше ни шагу. О, хлбъ, воскликнулъ онъ, поданный неблагодарному! О, награды, Богъ всть кому, общанныя! О, человкъ, боле похожій на скота, чмъ на существо разумное! Теперь, когда я готовъ былъ возвысить тебя на такую ступень, что, не смотря на твою жену, тебя стали бы называть господиномъ, ты ршился покинуть меня. Ты уходишь, въ ту минуту, когда я твердо ршился наконецъ даровать теб одинъ изъ лучшихъ острововъ въ мір. Но медъ созданъ не для осла; ты самъ не разъ это говорилъ; а ты осломъ былъ, осломъ остаешься и осломъ умрешь, и умрешь, я увренъ, раньше, чмъ убдишься, что ты скотина и больше ничего».

Пока говорилъ Донъ-Кихотъ, Санчо пристально глядлъ на него, и подъ вліяніемъ горькихъ упрековъ рыцаря слезы выступили за глазахъ его оруженосца. «Добрый мой господинъ», сказалъ онъ ему жалобнымъ, прерывистымъ голосомъ, «ваша правда, мн не достаетъ только хвоста, чтобы быть настоящимъ осломъ, и если ваша милость привяжете мн хвостъ, я скажу, что это такъ и слдуетъ, и какъ оселъ стану служить вамъ во вс дни моей жизни; теперь же, простите мн, сжальтесь надъ моей простотой. Ничего я, ваша милость, не знаю, и если много говорю, то не съ дурнымъ какимъ-нибудь намреніемъ, а просто съ дуру, но кто гршитъ и кается, тотъ къ Богу обращается».

— Я право удивился, какъ это ты чуть было не обошелся безъ пословицы, сказалъ Донъ-Кихотъ. Санчо! прощаю теб, съ условіемъ, продолжалъ онъ, чтобы ты исправился и не былъ такимъ корыстолюбцемъ. Вооружись мужествомъ и терпливо ожидай общанныхъ теб наградъ; раньше или позже, но только ты получишь ихъ.

Санчо, какъ и слдовало ожидать, общалъ Донъ-Кихоту ожидать и слушаться его отнын во всемъ. Въ эту самую минуту они въхали въ лсъ, гд Донъ-Кихотъ расположился у подножія вяза, а Санчо подъ букомъ, деревомъ, похожимъ на то, какъ будто у него есть только ноги безъ рукъ. Оруженосецъ провелъ ночь довольно безпокойно, — палочная боль чувствуется особенно сильно на свжемъ воздух; — Донъ-Кихотъ же предался, по своему обыкновенію, мечтамъ и любовнымъ воспоминаніямъ. Сонъ вскор однако смжилъ глаза господина и слуги; а на другой день, рано утромъ, они пустились въ путь въ берегамъ славнаго Эбро, гд съ ними и приключилось то, что разскажется въ слдующей глав.

Глава XXIX

Спустя двое сутокъ по вызд изъ лса, наши искатели приключеній достигли береговъ Эбро. Видъ этой прекрасной рки невыразимо обрадовалъ Донъ-Кихота. Онъ восхищался ея живописными берегами, ея зеркальными, тихими водами, и много воспоминаній пробудили он въ душ рыцаря. Вспомнилъ онъ тутъ чудеса Монтезиносской пещеры, и хотя обезьяна Петра сказала, что все виднное имъ тамъ было частью правда, частью ложь, онъ больше тянулъ, однако, на сторону правды, въ противоположность Санчо, находившему что все это приключеніе — гиль.

Прозжая по берегу рки, Донъ-Кихотъ увидлъ маленькую лодку безъ веселъ, кинутую, повидимому, на произволъ судьбы. Оглянувшись во вс стороны, и не видя вокругъ никого, онъ въ туже минуту соскочилъ съ Россинанта и приказалъ Санчо привязать покрпче осла и коня къ осин или верб.

— Это къ чему? спросилъ Санчо

— Санчо, отвчалъ Донъ-Кихотъ, эта лодка стоитъ здсь не даромъ, она понесетъ меня безъ всякой помощи по волнамъ на помощь къ какому-нибудь рыцарю, находящемуся въ великой опасности. Знай, мой другъ, что между рыцарями и волшебниками — это видно изъ всхъ рыцарскихъ книгъ — длается постоянно такъ: чуть лишь рыцарю грозитъ такая опасность, отъ которой онъ можетъ избавиться только при помощи другаго рыцаря, то хотя бы послдній находился въ это время тысячъ за двнадцать, или даже больше миль, волшебники тотчасъ же подымаютъ его на облак и во мгновеніе ока уносятъ по воздуху, или по морю, туда, гд нуждаются въ его помощи. Другъ мой! не остается никакого сомннія, что эта лодка поставлена здсь волшебникомъ для меня, это также врно, какъ то, что теперь день; поэтому привяжи осла и Россинанта и потомъ, поручивъ себя Богу, пустимся въ путь.