Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Ты очень хорошо знаешь, другъ мой и пріятель Санчо, говорилъ онъ, въ какой ужасъ привелъ насъ эдиктъ его величества, изданный противъ нашей бѣдной націи; мнѣ, по крайней мѣрѣ, казалось, что наказаніе со всею силою обрушилось на меня и на дѣтей моихъ ранѣе того времени, которое назначено было намъ для оставленія Испаніи. Какъ человѣкъ, знающій что его должны выпроводить изъ его дома, я благоразумно позаботился пріискать себѣ другой, въ который бы я могъ переселиться. Раньше другихъ я рѣшился покинуть Испанію одинъ, и отправился отъискивать такое мѣсто, куда бы я могъ спокойно отвезти семейство, безъ той торопливости, съ какою приходилось отправляться изъ Испаніи другимъ Морискамъ. Я и другіе старики наши догадались, что этотъ указъ былъ не простой угрозой, какъ думали нѣкоторые, но настоящимъ закономъ, который будетъ исполненъ въ свое время; въ особенности убѣдился я въ этомъ, узнавши о такихъ безумныхъ и преступныхъ замыслахъ нѣкоторыхъ Морисковъ, что энергическое рѣшеніе короля казалось мнѣ сдѣланнымъ по вдохновенію свыше. Не то, чтобы мы были преступны; между вами встрѣчаются искренніе христіане, но ихъ было такъ немного, что они не могли составить противодѣйствія противной сторонѣ: призрѣвать же столькихъ враговъ въ государствѣ, значило бы вскармливать на груди своей змѣю. И мы по справедливости изгнаны; — наказаніе легкое, по мнѣнію нѣкоторыхъ, но въ сущности самое ужасное, какому могли насъ подвергнуть. Гдѣ бы мы ни были, мы будемъ оплакивать Испанію; все таки въ ней мы родились и она стала нашей настоящей отчизной; въ Варварійскихъ и другихъ странахъ Африки, гдѣ мы надѣялись пріютиться, гдѣ мы думали, насъ встрѣтятъ, какъ братьевъ, насъ оскорбляютъ, съ нами обращаются тамъ хуже чѣмъ гдѣ бы то ни было. Увы! мы узнали счастіе только тогда, когда потеряли его, и всѣ мы такъ сильно хотѣли бы возвратиться въ Испанію, что большая часть изъ нашихъ, умѣющихъ говорить по испански, воазращаются сюда назадъ, оставляя на произволъ судьбы своихъ женъ и дѣтей; до того любимъ мы эту дорогую для насъ страну: — теперь только познали мы, какъ сладка любовь къ родинѣ. Покинувъ, какъ я говорилъ тебѣ, свою деревню, я отправился во Францію, и хотя тамъ насъ приняли очень радушно, тѣмъ не менѣе я пожелалъ увидѣть побольше странъ прежде, чѣмъ рѣшить гдѣ мнѣ поселиться. Изъ Франціи я отправился въ Италію, потомъ въ Германію, и мнѣ показалось, что въ Германіи можно жить всего свободнѣе. Тамъ каждый живетъ, какъ знаетъ, никому дѣла нѣтъ до другаго, и въ большой части Германскихъ земель господствуетъ полная свобода совѣсти. Я поселился въ одной деревнѣ, около Аугсбурга, и потомъ присоединился въ этимъ пилигримамъ, приходящимъ каждогодно посѣщать святыни Испанскія, на которыя они смотрятъ, какъ на свой новый свѣтъ, разсчитывая здѣсь на хорошую и вѣрную поживу. Пилигримы эти исхаживаютъ обыкновенно почти всю Испанію вдоль и поперегъ, и нѣтъ ни одной деревни, гдѣ бы ихъ не накормили и не напоили и гдѣ не собрали бы они, худо, худо, реалъ деньгами. Такимъ образомъ они возвращаются назадъ съ сотнягой ефимковъ въ карманѣ; обмѣнявъ ихъ на золото и спрятавъ въ свои посохи, или какъ-нибудь иначе, они относятъ эти деньги на родину, въ глазахъ портовой и пограничной стражи, осматривающей путешественниковъ на границѣ. Теперь, Санчо, я отправляюсь за своимъ богатствомъ, которое я зарылъ въ землю; сдѣлать это я могу безопасно, потому что деньги мои зарыты за деревней, потомъ хочу написать женѣ и дочери, или самому отправиться въ нимъ изъ Валенсіи въ Алжиръ, и поискать тамъ средствъ перевезти ихъ во Францію, а оттуда въ Германію, гдѣ Богъ, будемъ надѣяться, не оставитъ насъ, потому что дочь моя Рикота и жена Франциска истинныя католички, да и самъ я болѣе христіанинъ, чѣмъ мавръ, и ежедневно молю Бога, да просвѣтитъ Онъ меня свѣтомъ мудрости, чтобъ я постигъ какъ мнѣ служить Ему. Удивляетъ меня только, почему жена и дочь моя отправились въ Варварійскія земли, а не во Францію, гдѣ онѣ могли бы жить, какъ христіанки.

— Другъ Рикотъ, отвѣтилъ Санчо; должно быть нельзя было выбирать имъ гдѣ поселиться; ихъ увезъ отсюда Жуанъ Тіопеіо, братъ твоей жены: онъ, ты знаешь, заклятый мавръ, и увезъ ихъ въ лучшую, по его мнѣнію, страну. Долженъ я сказать тебѣ еще, не напрасно ли ты другъ мой, отправляешься за тѣмъ, что ты зарылъ въ землю; у жены твоей и шурина пропало, какъ говорили, много денегъ и жемчугу.

— Можетъ быть, сказалъ Рикотъ; но только я знаю, что ничья рука не тронула того, что я зарылъ; я никому не сказалъ, гдѣ я спряталъ деньги, опасаясь какого-нибудь несчастія. И если ты хочешь, другъ Санчо, отправиться со мною и помочь мнѣ достать мои деньги, я дамъ тебѣ двѣсти ефимковъ. Они пригодились бы тебѣ; я знаю, ты въ нуждѣ теперь.