Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Долгій разговоръ Санчо съ Рикотомъ задержалъ его въ пути и не позволилъ ему въ тотъ же вечеръ пріѣхать въ замокъ герцога; на разстояніи полумили отъ замка его застала темная ночь. Но время было весеннее, и Санчо не очень горевалъ, что ему придется ночевать подъ открытымъ небомъ; онъ только отъѣхалъ нѣсколько въ сторону, чтобы найти убѣжище на ночь. Но въ то время, когда омъ отыскивалъ мѣсто для ночлега, злой звѣздѣ его угодно было, чтобы онъ провалился съ своимъ осломъ въ мрачное и глубокое подземелье, находившееся среди развалинъ какого-то древняго зданія. Чувствуя, что подъ нимъ теряется земля, Санчо изъ глубины души поручилъ себя Богу, воображая, что онъ летитъ въ бездонную бездну. Дно оказалось однако приблизительно на разстояніи трехъ саженей, и Санчо безъ всякаго ушиба благополучно сталъ на ноги. Онъ тѣмъ не менѣе ощупалъ себя всего и задержалъ дыханіе, чтобы убѣдиться остался ли онъ цѣлымъ и невредимымъ. Убѣдившись въ этомъ, онъ не могъ не поблагодарить Бога за оказанную ему милость, потому что ему казалось, будто онъ разбитъ въ дребезги. Послѣ этого онъ ощупалъ стѣны подземелья, чтобы увидѣть въ состояніи ли онъ будетъ выбраться изъ него безъ чужой помощи, но увы! онѣ были отвѣсно гладки, безъ всякаго выступа, за который онъ могъ бы уцѣпиться и вылѣзть какъ-нибудь изъ своей темницы. Это открытіе привело его въ отчаяніе, въ особенности когда онъ услышалъ, какъ жалобно заревѣлъ его оселъ, и бѣдное животное ревѣло не даромъ, оно упало не совсѣмъ благополучно.

«Горе мнѣ!» воскликнулъ тогда Санчо, «сколько неожиданныхъ бѣдствій обрушивается за обитателей этого несчастнаго міра. Кто могъ подумать, что вчерашній губернаторъ острова, приказывавшій своимъ подчиненнымъ и слугамъ, будетъ похороненъ на другой день живымъ въ подземельѣ, и не будетъ у него ни слугъ, ни подчиненныхъ, которые бы пришли спасти его. Мнѣ остается теперь съ осломъ моимъ умереть здѣсь съ голоду, если только оселъ не умретъ до тѣхъ поръ отъ ушиба, а я съ горя. И я не буду такъ счастливъ, какъ господинъ мой Донъ-Кихотъ, когда онъ опускался въ пещеру этого очарованнаго Монтезиноса, гдѣ его какъ будто ожидали накрытый столъ и постланная постель. Онъ видѣлъ тамъ восхитительныя, радующія взоры видѣнія, а я увижу здѣсь, по всей вѣроятности, только ящерицъ и угрей. О, я несчастный, куда привели меня мои глупости и мои надежды! Отсюда вытащатъ кости мои, — если только небу угодно будетъ чтобы ихъ нашли, — сухіе, бѣлые, истлѣвшіе, вмѣстѣ съ костьми моего осла, и тѣ люди, которымъ извѣстно, что никогда Санчо Пансо не разлучался съ своимъ осломъ, ни оселъ съ своимъ Санчо Пансо, узнаютъ, чьи это кости. О горе намъ! намъ не суждено было умереть на своей сторонѣ, между своими людьми, гдѣ нашлась бы сострадательная душа, которая пожалѣла бы о насъ, приняла бы послѣдній вздохъ нашъ и закрыла бы намъ глаза. О, другъ мой; о, товарищъ; какъ дурно я тебѣ отплатилъ за твои услуги» говорилъ онъ ослу. «Прости мнѣ и моли судьбу, какъ лучше съумѣешь, чтобы она освободила насъ изъ этой тюрьмы. Въ случаѣ успѣха, я удвою дачу тебѣ корму и увѣнчаю тебя лавровымъ вѣнкомъ, какъ лавровѣнчаннаго поэта».

Такъ плакался Санчо Пансо, а бѣдный оселъ его такъ сильно страдалъ, что слушалъ своего хозяина, не отвѣчая ему ни слова. Наконецъ, послѣ ночи, проведенной въ тяжелыхъ воздыханіяхъ, наступилъ день, и при первыхъ проблескахъ зари Санчо ясно увидѣлъ, что безъ чужой помощи не выбраться ему изъ пещеры. И онъ принялся еще сильнѣе плакать и страшно кричать, въ надеждѣ что кто нибудь услышитъ его. Но голосъ его вопіялъ въ пустынѣ, — вокругъ не было ни одной живой души. Бѣдный Санчо считалъ себя уже мертвымъ, и сталъ съ трудомъ приподымать своего недвижимо лежавшаго за землѣ осла; — бѣдное животное еле могло держаться за ногахъ. Приподнявъ осла, Санчо досталъ изъ котомки, претерпѣвшей одинаковую участь съ Санчо и его осломъ, кусокъ хлѣба, и подалъ его своему товарищу. Видя, что хлѣбъ пришелся ослу по вкусу, Санчо сказалъ ему, точно оселъ ногъ понимать его: «съ хлѣбомъ легче живется подъ небомъ».