Дорога моей земли

Да, весна! Ее встречают воды,
взрывы почек, пение дроздов,
на рассвете, в тишине природы,
пригородный говор поездов.

Да, весна! Качаются черешни.

Пионеры ставят поутру
на высоких тополях скворешни —
и скворцы летят с Алам-Зуру.

Посмотри на голую осину:

здесь, колеблем теплым ветерком,
серый долгоносик древесину
пилит беспокойным хоботком.

Вот оно, извечное начало

жизни нашей, счастья и любви.
Если этой молодости мало,
если сердце вечность увидало,
выпей всю природу — и живи!

Слушай отзвук песни величальной,

звон моих лирических стихов,
где-то замирающий и дальний
пригородный говор поездов.

1936 г.

«Мы можем долго жить в разлуке…»

* * *

Мы можем долго жить в разлуке,
не тосковать и не грустить…

Туда,

где омутов излуки,
на Дон, ты едешь погостить.

Пусть мимолетным будет лето

и пусть мучительней тоска,
ты говори: — Я рядом где-то. —
А я поверю — ты близка.

1937 г.

«До рассвета ночь еще в запасе…»

* * *

До рассвета ночь еще в запасе.
Сети и надсады собери.
На сыром, задраенном баркасе
выплывай рыбалить до зари,

чтоб в корзинах, убранных катраном,

вдруг взметнулась щука над сазаном,
чтоб могли увидеть рыбаки,
как раздуют жабры чебаки.

Будут пахнуть сумерки у плеса

овсюком — травою полевой.
Прогрохочут по мосту колеса,
словно вешний гром над головой, —
будто кто-то по небу подводу
вдруг промчит…

Глазами рыбака

ты увидишь, как идут под воду
камыши, лини и облака.

1937 г.

Охота

Как славно осенней порой
за спину закинуть двустволку
и в гости пожаловать к волку —
свинцовой развлечься игрой.

С разгону вскочить на коня,

и, голову чуть наклоня,
пришпорить (огонь домочадцев
оставить во мраке)
и мчаться,
сквозь ночь пробивая коня.

Кружиться под гомон подков

и выискать несколько жадных,
багровых,
косых,
беспощадных,
бегущих в траве огоньков.

— Угу-у-у! —

И, рванув повода,
дать выстрел,
лететь за добычей:
сейчас же (небесный обычай!)
на выстрел ответит звезда.

Она, как ракета прямая,

блеснет,
образует прорыв,
полынную ночь озарив
и надвое сумрак ломая!

…О первый студеный туман,

плывущий над травами зá Дон,
туда, где в багульниках спрятан
старинный азовский лиман!

Как славно, спустив повода,

в седле своем плавно качаться,
и мчаться,
и мчаться,
и мчаться
неведомо-знамо куда.

Лететь по родимой земле

ковыльной
донской стороною…
И вдруг под высокой луною
заметить станицу во мгле.

Дон, 1937 г.

Холм