Древнерусские патерики

л. 14 об. и четки в руках держаща, и слезы на лице многи имуща на коленопреклонении душу свою Богу предаст. Посланный же брат мнев его спяща, и хоте его возбудити, и обрете его отшедша ко Господу. Таковыя убо смерти Бог посылает на готовых, нас устрашаа, неприготованных, и на покаяние обращая, еже всегда помышляти безвестное нашествие смерти.

По скончании же его, по времени, нам исповеда старець Иосиф о свете, иже осиа преже реченнаго инока Еуфимиа, и како возбрани ему не внимати таковых. Мы же начахом разсужати таковаа на благая. Он же глагола нам: «Аще и блага будет, но нам ни на коюже ползу таковая, но отвращати и не приимати, да не вместо пастыря волка //

л. 15 приимем. Некоему ото отець явися Сатана, и светом неизреченым облиста, и глагола ему: «Аз есмь Христос». Он же смежи очи свои и глагола ему: «Аз Христа не хощу зде видети». Колми паче нам, немощным, и в последнее сие время не искати таковых, но послушание имети, и тружатися телесне, и посту и молитве по силе прилежати, и смирению, еже имети себе подо всеми (сие бо есть покров всем добродетелем) и полагати начало[351].

Якоже у нас инок Феогност, по мирьскому пореклу «Скряба», иже положи начало житию своему сице: вместо свиты от тела положи броня железны да на всяк день совершаше псалмы Давидовы, да пять канонов, да тысящу коленопреклонениа, да пять тысящь Исусовых молитв[352]. И не измени таковаго //

л. 15 об. правила и до кончины своея, и по трех летех отойде ко Господу. Якоже Епифание, иже бе от великих и славных, отверьжеся мира в юности и пребысть в послушании. Якоже древний Досифее пять же точию лет со смирениемь в нищете работая всем, яко незлобивый агнець и голубь целый, и по пяти лет отъиде к Господу. И Давид юнный, иже седми лет престрада, якоже древний Иев, червем ногу его грызущим, глаголемым «волосатиком»[353], и по вся нощи и спати ему не даяху, но со стенанием глас испущаше и сущим с ним не даваше почити. И в той болезни скончася и отойде к Господу. И инии мнози в нашей обители со смирением по силе водвизашася и послушаниемь; яко вещни суще, по Лествичникову слову, вещно и жи//тие

л. 16 изволиша проходити[354]. И вси ти веруют Богу, яко спасение получиша».

Поведаю же вам ино чюдо преславное, еже слышах ото отца Никандра, иже в странах родившагося Литовьския земля и жительствовавшаго тамо. И в прихожение еже к Угре безбожнаго царя агарянскаго Ахмата[355] и той пленен бысть некоим от князей его, еще пребывая в мирьском образе, и понужен бысть отоврещися Господа нашего Исуса Христа. Множество же крестов на гойтане, еже взяша у християн злочестивии того слуги, и тех множество животворящих крестов повеле той безбожный князь давати ему (пещи тогда горящи в храмине той), яко да вверзет их во огонь, а другому слузе стояти с мечем над гла//вою:

л. 16 об. аще не вверзет их, да усечет его. Он же изволи паче умрети за Господа нашего Исуса Христа и глагола безбожному князю: «Мы сим поклоняемся и лобызаем их». Злочестивый же той повеле устрашити его посечением: и резати помалу по шии его, и давати ему кресты — да вверзет их в огнь. Он же не хотяше того сотворити. Безбожный же той повеле, взем за гойтан, теми кресты бити его без милости. Он же никакоже не послуша. И абие внезапу прииде страх на безбожнаго царя Ахмата, и побеже. Тогда и той и князь побеже. А его во единой срачице и босого повергоша на ледине, и великаго ради мраза перьсти ногам его отпадоша. И по отшестви//и

л. 17 безбожных взяша его, еле жива, во град; бысть произволением мученик и без крови венечник.

Бе же благоразумен: аще и не навыче писаниа, но от слуха вся в памяти имяше и разумев, коликих благ сподоби его Бог, яко не отвержеся того и честнаго креста не вверже во огнь, но скорбяше зело, яко не скончяся мучением за Христа. И сего ради изволи от врещися мира, и иде к старцу Иосифу в его монастырь, и бысть мних. Ему же и аз много время сожительствовах. И пребысть в нем лет 40 и 3, всякую добродетель исправи: нестяжание, и послушание, и молитву, и слезы; и до тридесяти лет пребысть болным служа, не имый ни келиа своеа. Воздержание же толико исправи, яко и до //

л. 17 об. самого конца, но всегда з братиею представленая, и та не вся приимаше, но повсегда приимаше, но брашно оставля, якоже старець Иосиф, глаголя: «Се есть, — рече, — часть Христа моего». Всех же добродетелей его невозможно в мимотечении сказати; еже ему поспешествова Бог исправити сего ради, яко не отвержеся имени его великаго и честнаго креста не вверьже во огнь.

Сей ми исповеда таковое преславное чюдо. «Еще ми, — рече, — в мире живущу на краех земля Литовьскиа, бе же тамо церкви владычици нашеа Богородици, в нейже многи чюдеса бываху преславною Богородицею. Едино же тебе повем. Бе тамо некая вдавица от благородных, имеа сына единочада, и тому в воиньстве у//чинену