Древнерусские патерики

л.28 об. от милостиваго и душелюбиваго врача, и зде восприимем отомщение противу душевным согрешениемь. Аще ли же, зде не очистившеся от них, отойдем, тамо великому осужению повинны¹ будем. Сего ради подщимся плачем, и слезами, и прочими добродетелми уврачавати язвы душевныя благодатию и человеколюбием Господа нашего Исуса Христа, ему же подобаеть слава со Отцем и со Святым Духом ныне, и присно, и в векы² веком. Аминь³.

И се слышахом у преподобнаго отца Иосифа. Егда, деи, бысть Орда слыла Златая[374], грех ради наших, близ Руския земли, и полониша наших детей боярских христианския веры, дву братов родных. Един же брат в понеделник постился, скоромныя ествы не ял. Егда же их начяша злыя те агарянскиа дети нуди//ти

л. 29 ясти свою их еству, они же день, не покоришася, претерпеша гладни; а на другый день един не мог терпети, нача их еству ясти. Другый же брат, которой постился в понеделник, не покорися им, бысть гладен. Они же начяша его бити и понужати ясти свою еству; и сего до трех дний пребысть гладен и раны претерпе, а им не покорися.

Агаряне же, видя его крепость и терпение, связаша его и кинута под телегу в вечер. Он же моляся и терпя болезни. И бысть яко о полунощи, прииде к нему человек светел и рече ему: «Востани!» Он же отвеща: «Како ми, господине, вастати: связан есмь крепко?» Он же вдругые рече ему: «Востани, не бойся!» Он же начя вставати, абие связание все разрушися; и егда воста, и рече ему светлый //

л. 29 об. той человек: «Не бойся, пойди за мною». Егда же поидоша безбожною тою ордою, и по их скверной вере в нощи всякое дело поганское чинят, глаголюще: «Бог, — деи, — спит», и пиют без меры, и во всякых сквернах поганых сквернятся. Он же нача страшитися, и рече ему светлый он: «Не бойся, токмо пойди за мною». И тако прошли сквозе всю безбожную ту орду ничем вредими. И, как вышли из людей, стоит де тут древо. Светлый же он повеле ему на древо то взыйти и глагола ему: «Не бойся никого, токмо молчи». Он же глагола ему: «Ты кто еси, господине?» И рече ему светлый: «Аз понеделник», — и тако невидим бысть. Он же бысть в велицей радости и трепете, и тако седящу ему на древе и зряще на безбожную орду.

Егда же хватилися злые //

л. 30 те агаряне того сына боярскаго, что под телегою его нет, изымаша брата его и начяша его бити, глаголюще: «Ты, — деи, — брата упустил». И тако биша его, и связаша и руки, и ноги, и продеша древо, и тако его начяша на огни пещи, якоже свинии палять, и сожгоша его. Егда же розсветало, и тако двиглася вся орда, а на древо никаков человек не взозрил. Он же, сшед з древа, выйде на Рускую землю и не пойде к своим, но прииде в Пафнутиев монастырь, и пострижеся, и сиа поведа всем.

Повести отца Пафнутия [375]

Поведа нам отець Пафнутие: «В время, в неже бысть великий мор, в лето 6935-го, а мерли болячкою, глаголе мою прыщем[376]: кому умереть, и прыщь той на нем синь //

л. 30 об. бываше, и, три дни болев, умираше. И который себе берегли, и они с покаанием и в черньцех живот скончеваху. Елици же нечювствени, питию прилежаху, занеже множество меду пометнуто и презираемо бе, они же в толико нечювствие приидоша злаго ради пианьства: един от пиющих, внезапу пад, умираше, они же, ногами под лавку впихав, паки прилежаху питию. И не точию мед небрегом бе тогды, но и ризы, и всяко богатьство. Которым же живым быти, ино на них болячька та черлена; и много лежать, да место то выгниет, — и не умирают. И не много тех, но мало зело осташася людей. И тии точию злато и сребро взима//ху,

л. 31 а о ином небрегуще ни о чем.

Наказание же то Божие, яко ведомо Бог сотвори, кому умрети или живу быти, занеже в три дни мочно покаятися и в черньци пострищися. Елици же нечювьствием содержими, и в таком наказании и гневе Божии, посланнем от Бога, погибоша, яко нечювьствении скоти. Мало же и редко остася людей».

Глаголаше же блаженный отець Пафнутие, яко в той мор некая инокини умре — и помале в тело возвратися. Глаголаше же, яко многи виде тамо: овы в рай, инии же в муце, и ото иноческаго чину, и от сущих в мире. И елицех поведа, и разсудиша: по житию их, — и обретеся истина.

О великом князе Иване Даниловиче //

л. 31 об. «Виде, — глаголаше, — в раи князя великаго Ивана Даниловича»; нарицаху же его Калитою[377] сего ради: бе бо милостив зело и ношаше при поясе калиту, всегда насыпану сребрениць, и, куда шествуя, даяше нищим, сколько вымется. Един же от нищих взем от него милостыню, и помале той же прииде[378], он же и вторицею дасть ему. И паки, отоинуду зашед, просяше, он же и третие дасть ему, рече: «Возми, несытый зеници». Отвещав же, он рече ему: «Ты несытый зеницы: и зде царствуешь, и тамо хощеши царствовати». И от сего яве есть, яко от Бога послан бяше, искушая его и извещая ему, яко по Бозе бяше дело его, еже творить. //

л. 32