Другая

"Этого не может быть, как он мог бы оказаться здесь, за тысячи верст от родных мест? – в который раз задавала себе девушка один и тот же вопрос, но ответа на него у нее не было.

Чужой язык, чужие люди, огромный после Нежина чужой город… Если с языком дело обстояло ещё более-менее, упорные занятия французским почти все лето позволили вспомнить изучавшееся "спустя рукава" в гимназии и пансионе и неплохо понимать окружающих, то вот с самим окружением… Лидия так и не стала своей в развесёлой студенческой компании, не сблизившись ни с кем из сокурсников – правоведов. Немногочисленные девушки сторонились ее, считая высокомерной, молодые люди, пару раз попытавшись зацепить неразговорчивую панночку сомнительными комплиментами и убедившись, что весёлому балагурству и транжирству она предпочитает проводить время за учебой, вскоре оставили ее в покое.

Из дома исправно приходили денежные переводы от управляющего имением Карла Рихардовича, позволявшие ей оплачивать приличное жилье и прислугу, но сам старик писал молодой хозяйке мало и скупо. По его письмам и присылаемых отчётам выходило, что дома все в порядке.

Тем более удивило пришедшее вслед за этим письмо от Захара, в котором тот сообщал, что старый управляющий серьезно заболел, его постоянно беспокоит удушливый кашель с кровью, и силы у него уже далеко не те, что прежде.

Никаких новостей от соседей из Нежинского уезда не было, и Лидия, поразмыслив, решила – кроме как домой, никому сама писать не будет- к чему бередить едва начавшую заживать рану? Забыть, все забыть, пусть время постепенно залечивает душевную боль вдали от тех, кто был тебе близок и дорог. Их образы, такие яркие и светлые вначале, постепенно тускнели, стираясь из памяти, и сердцу казалось уже не так больно при мысли об Алеше, об отце, обо всех…

13.

В этот субботний вечер в Нежине в доме Дорошенко в ожидании Александра Васильевича томился в гостиной Алексей Косач. Несмотря на непогоду, приехав на неделю домой из Киева, он был вынужден навестить соседей и теперь терпеливо дожидался хозяина дома, по самому прозаичному – денежному поводу. Денег, вырученных за проданный урожай, катастрофически не хватало даже на текущие расходы по имению, Софья Станиславовна сама не заметила, как они оказались полностью потрачены, а вести дела с к собственной выгоде ни у нее, ни у простодушного Алексея никак не получалось.

Если бы рядом был его приятель Николай, Алексей, без сомнения, обратился бы за помощью к нему, но тот после отъезда в Париж словно в воду канул – писем от него пока не было. Ничего не было и от Лидии. Алексей заезжал в ее имение в Шеферовку в надежде получить адрес хозяйки в Париже, но так и не смог добиться встречи с управляющим, который из-за болезни никого не принимал, по словам встретившего молодого офицера неприветливого здорового детины, которого, кажется, звали Захар, когда-то передавшего ему то самое прощальное письмо, никто больше адреса ее не знает.

Алексей за своими грустными мыслями не заметил, как в гостиную спустилась Натали. Вскочил, приветствуя ее:

– Доброго вечера, Наталья Александровна.

– И вам, Алексей Федорович. ПапА сегодня задерживается по делам, Вы ведь к нему?

– Да, я по делу. Наталья Александровна, подскажите, пожалуйста, может, Вам писала из Парижа ваша подруга Лидия Ивановна? У Вас есть ее адрес?

– Увы, нет. На днях пришло пару строк от Николя, он пишет, что у него все хорошо, но подробностями нас не балует. Наверное, и ему, и Лидди есть чем там заняться. Ах, как бы я хотела увидеть Париж…

– Всенепременнейше увидите, у Вас точно все впереди.

Наталья видела, как искренне расстроен Алексей, и ей захотелось хоть как то его поддержать.

– Обожаю говорить по французски. А какие у них романсы! Хотите послушать? – неожиданно предложила она.

– С превеликим удовольствием. Натали мягко подошла к роялю, грациозно села за него.

Полившаяся с ее пальцев грустная и одновременно светлая мелодия была так созвучна невеселому настроению Алексея. Проникновенным, чистым голосом девушка пела о любви. От этой песни хотелось одновременно парить в небесах и горько рыдать, настолько она затрагивала самые тонкие струны его души.

– Великолепно, Наталья Александровна, это просто великолепно! – искренне восхитился Алексей.

– Благодарю Вас… А Вы знаете, Алексей Федорович – у нас в следующее воскресенье состоится вечер романсов, я тоже буду там петь. Вы ведь придёте?

– Да, безусловно, в выходные я приеду из Киева.

В тот вечер Алексей Косач уезжал от Дорошенко не только с векселем на нужную ему сумму от Александра Васильевича, но и с непонятным волнением в душе от песен его дочери Натали.

14.

В Париже все настойчивей заявляла о своих правах зима, но не привычная русская зима с морозом и сугробами снега, нет, здешняя зима была более мягкой, легкий снежок едва припорошивал парижские улицы, но частым гостем был холодный порывистый ветер.