Духота

– Да погибли бы, кабы не конница из крещённых татар в той битве!

– Ему, въехавшему молодым солдатом на танке в Прагу для подавления Национального восстания, представлялось естественным сжечь миллион еретиков… Не четыреста лет назад, сейчас!

Снега в тот год выпало много. И пока весна не сняла нагар сосулек с крыш, дети рыли в сугробах пещеры и лазы. Младший отпрыск являлся домой, как снеговик, весь белый, и снег у него был чуть ли не в трусиках. Мама, бабушка, отец, гости дружно ахали, опасаясь болячек, хотя сам глава семейства в ночь на Крещение непременно окунался в протекающую мимо его избы ледяную речушку. Совершив ритуал, прыгал в обтерханный тулуп и мчал в натопленную келью, где раскалённая докрасна чугунная плита на печке треснула от жара, как шершавая пятка отставной актрисы.

В тот зимний вечер, когда принёс ему реферат о клерикал-большевизме, у него млела студентка из мединститута, читала свои поэтические опыты, наподобие паучихи, что смазывает лёгкие тенета пахучим веществом для приманки самцов… О чём сочиняла? Да про скрип снега под ногами, похожий на скрежет пилы при вскрытии черепа в морге…

– Отец Лев, человек деликатный, не стал при тебе рецензировать её вирши?

– Пригласил поэтессу прийти в другой раз.

– Аккуратно свернул программу, генерирующую узор для обоев!

– Как ревнивый паук, комкая паутину, дабы благоухание нетронутых прелестей местной Сафо не привлекло других… Я примостился на диване, раскрыл записную книжку с тезисами реферата…

– И собачья откровенность по поводу церковного коллаборационизма дала отцу Льву понять, что твоё дальнейшее пребывание под его крышей вряд ли целесообразно?..

– Собирали сено всё лето, но вот упала искра в скирду, и всё сгорело… Вскоре я раззнакомился с ним, уехал в другой город… И порой мне мерещится его дом, «липучка», полная людей… соборный регент, похожий на оскопившего себя сектанта, с большим животом и тяжёлой поступью, который просит батюшку поисповедовать его молодую жену… Проходит час, два… Регент посматривает на круглые карманные часы, мерит шагами гостиную и с одышкой сопит…

XXIX

Якобы проворонив торжество моего рукоположения в духовный сан, лыкодёры из ведомства тайного сыска решили взять реванш, когда после развода с женой я переехал из центра России в Крым, где хотел отдохнуть, отдышаться, осмотреться и начать новую жизнь.

Но не только на полуострове, нигде, по всей стране, ни в одной епархии не давали места. Ссылались на нехватку вакансий, отсутствие у меня документа об окончании семинарии, на то, что бросил жену с ребёнком, наконец, что в огороде бузина, а в Киеве дядька.

Для власть имущих я – непримиримый враг, приверженец Православия в его самых черносотенных диких формах; веду активную борьбу с коллективизацией, провожу работу по срыву хлебозаготовок, готовлю восстание против совдепии, ищу связи с белогвардейцами за границей, – одним словом: «Ирод»!

Регулярно в том городишке, где жил у матери, меня дёргали в милицию, прокуратуру ещё кой-куда повыше и требовали либо по добру по здорову слинять в другие края, либо устроиться на какую угодно работу. Я артачился, заявляя, ни на какое предприятие на пойду, ибо экс-зэк теперь милостию Божией как-никак падре», и должен заниматься только тем, что ему надлежит как священнослужителю. Власти со всей предусмотрительностью отнеслись к моей позе и всучили мне официальное предостережение на бумажке о недопустимости паразитического образа жизни, немедленного трудоустройства в месячный срок. Иначе спустят с меня шкуру: опять тюрьма или сумасшедший дом.

Неоднократно писал Патриарху (солнышку моему светлому, сахару белому), клянчил, просил помощи. И, видимо, так достал Его Святейшество, что в конце концов оно поручило разобраться в моём деле своему умелому заместителю, и тот соблаговолил вызвать многогрешника на приём в первопрестольный град.

Распрекрасная Москва встречает грохотом метро: в новеньком вагоне чистит перочинным ножом грязные ногти лицо кавказской национальности, окружённое притихшими пассажирами. На улицах студентки в рваных джинсах, ни дать ни взять – монашки Стерна, что подают в университет щекотливый запрос, какой ширины должны быть прорехи в юбках. Заборы и подъезды в корявых граффити, а разбалуй-базары обстреливают столицу пушечными ядрами астраханских арбузов и картечью чёрной икры.

Митрополита, пригласившего меня на свидание, знаю понаслышке, видел на экране телевизора: чернобородый архипастырь под каблуком белого клобука, давая интервью сидящей напротив журналистке, старается («Завет положих отчима моима, да не помышляю на девицу…») не смотреть, как та, закинув ногу на ногу в короткой юбке, блазнит свастикой согнутых колен.

Одержимый рвением к уразумению Писания он уже опубликовал несколько изысканий, старательно избегая цитировать в своих книгах фрагмент из сочинения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина: