Духота

Через несколько лет мой собеседник займёт кресло Патриарха и будет в каждой речи с амвона, подиума, трибуны постоянно употреблять, впрочем, как и раньше, не хуже Фомы Опискина (по терминологии моей бабушки: «чтобы нравиться») слово «нравственность».

Нельзя предать забвению, что с вопросом о его личной нравственности я столкнулся не где-нибудь, а, по Божию изволению… в Израиле.

Критикам моей склонной порисоваться персоне не даёт покоя подозрение, что получить приглашение посетить Святую землю я мог только от дьявола.

Поелику опальному попу хотелось хоть одним глазком взглянуть на Гроб Господень, а никто в совдепии не желал поспособствовать сему, протоиерей соблаговолил воспользоваться сказочной оказией – попасть на Святую землю в составе видной московской интеллигенции, в которую угодил по протекции знакомого словесника, что сколачивал делегацию на саммит в Израиль за счёт «ерусалимских казаков». Перекрестился, оседлал самолёт (несмотря на свою аэрофобию) и тут же очутился там, где некогда приземлился архиепископ Новгородский Иоанн, использовав беса вместо горячего коня для мгновенного прибытия к месту последнего упокоения Спасителя. (Здравствуй, Данте, вылезший из ада вкупе с Вергилием, цепляясь за шерсть на спине сатаны!)

Поклонился я в старинном храме Животворящему Гробу. И пусть непрошенные агиографы сочиняют, будто молился у Стены плача, в расщелины которой аборигены и интуристы суют шпаргалки, подсказывая Богу в чём и как им оказать посильную помощь, не приблизился к оной на пушечный выстрел; полюбовался издали. И в Мёртвое море на разломе Содома и Гоморры не сиганул. Почитая себя недостойным окунуться в Иордан (где крещён Господь наш Иисус Христос), когда в реку бултыхнулась почти вся делегация в длинных белых балахонах, купленных в тутошнем ларьке, сидел на берегу за столиком, потягивая коньяк с бывшим министром по делам религий. За час до этого сгорбленная уборщица Православной Зарубежной Церкви попросила пилигримов из России поднять с пола и вынести из храма во двор, дабы вытряхнуть от пыли тяжёлый ковёр. Никто, кроме Г.С. Харчевкина, не согласился разделить со мной эту честь.

В один миг мы сделались друзьями и, распивая коньяк, дивились тому, как в реке сновали свиньи, которых Христос послал вместе с бесами в море с обрыва; хрюшки те превратились в кучу кишмя кишевших некошерных рыб.

– Какие жирные полена, сомы… В Москва-реке их враз бы переловили голыми руками!

Я напомнил экс-оберпрокурору атеистической жандармерии, что он не голыми руками ловил диссидентов в конфессиональной среде; что тысячу раз писал ему, настаивая на выдаче регистрации для служения в алтаре. Харчевкин божился, будто не только не получал моих писем, даже фамилии не слыхал!

– Кабы знал о тебе, клянусь потрохами Ленина, ты давно бы стал епископом…

– Легко кудахтать сейчас, а тогда…

– А тогда, – увернулся собутыльник, – приезжает ко мне Патриарх и молит: «Уберите!».

– Кого?

– Татя!

– Какого «татя»?

– Того, что хапнул большую часть денег на реставрацию Данилова монастыря!

– Это был левацкий перегиб, не отвечающий задачам пролетариата, – подкузьмил я Харчевкина, который заведовал помолом на водяной мельнице, то бишь до назначения в Москву работал секретарём обкома партии на Дальнем Востоке.

– На другой день я перевёл вора из столицы в Ленинград.

– Георгий Константинович, вы столько знаете! Пишите мемуары.

– Убьют.

XXX

Если поймать злого духа в виде козла, испугает ли он вас, сказав на человеческом языке крылатую непристойность?

– Если не подадите мне заявление о лояльности к государственной власти, – мягко, размеренно глаголит мне митрополит в Чистом переулке, – я не смогу устроить вас даже псаломщиком в деревенский храм.

Не такой ли смиренный документ хотел выманить у сбежавших за границу русских архиереев подсвистывающий безбожной власти местоблюститель Патриаршего престола?

Откланиваясь, покорно благодарю хранителя благочестия за его склонное к кротости милосердие и христоподражательную снисходительность, удостоившего принять и благосклонно выслушать олуха Царя небесного, чего никак не чаял от кавалера ордена Трудового Красного Знамени.

Делает вид, будто не заметил колкость, обещает похлопотать, даже сообщает номер своего рабочего телефона и… когда звоню, вальяжно отвечает:

– Вы не забыты…