Духота

Киев, облачась в соболиный кафтан с алмазными пуговицами, подаренный Мазепе Петром Первым вкупе с орденом Андрея Первозванного (в том казакине гетьман и сдох, заеденный до смерти вшами), бряцает на бандеровской бандуре, снося бесчисленные памятники рыжеватому блондину, который, по уцелевшему в сочинениях Иосифа Виссарионовича свидетельству Троцкого, был профессиональным эксплуататором всего отсталого в русском рабочем движении, вколачивая при каждом удобном случае мысль о терроре.

Самостийники тащат на пьедестал пуще прежнего Тараску Шевченко, ему же и товарищи коммунисты воздавали должное за ненависть к царю. Когда Николай Первый решил проложить железную дорогу из Петербурга в Москву, поэт пришёл к выводу, что монарх просто глуп и велел соорудить трассу по пьяни, не хуже Богдана Хмельницкого, согласившегося под хмельком объединить Украину с Россией. Сам литературный гайдамак был не прочь выпить и однажды налакавшись в стельку, рухнул со второго этажа через лестничный проём в гроб, наподобие карги, которую Шопенгауэр сшиб кувырком вниз за то, что потребовала у философа вернуть финансовый должок.

По велению нашего градоначальника, мурлыкающего в узком кругу:

Реве та й стогне дід на бабі,

Сердито юбку підійма…,

близ шашлычной – в угоду Киеву –воздвигли бюст усатого «Кобзаря». Градоначальник расписался на мемориальной табличке, вмурованной в подножье постамента. Забыл только повесить под нос Кобзарю поповское кадило, которое поэт норовил превратить в люльку для курева. Болтают, будто у памятника порой мелькают персонажи поэмы Шевченко – бедные цыгане, что жарят на костре куски отборного мяса, чего не могут себе позволить полуголодные пенсионеры, снующие мимо сооружения в честь борца с царизмом. Однако… нашему предводителю приспичило ставить пропагандистские знаки не только великому бандуристу.

По его почину возвели монумент подростку с метлой бабы-Яги в руках и красным галстуком на шее (Связав два школьных галстука и превратив их таким образом в пляжные плавки, пионер-герой прыгал в море прежде чем на выходе из партизанских катакомб подорвался на немецкой мине).

Ударник трудового десанта до того, как превратился в статую, убирал с одноклассниками тротуар под окнами дома городского головы на приморском бульваре.

Всякий, кому не лень, норовит цапнуть юного дворника за ноздрю. Оттого нос передовика блестит не то соском груди бронзовой Джульетты во дворе Вероны, не то скульптурным нюхалом пограничной собаки в московском метро.

Почему смеются в Эрмитаже найденные на раскопках античного селения в нашей палестине терракотовые фигурки беременных старух?

XXXI

«Писание Ваше, Боголюбезнейший Владыко, получил и содержанию оного, по силе скудоумия моего, внял, на что при помощи Всевышнего отвечаю.

Имея в Ваших очах репутацию ветреника и наглеца, никого, кроме себя, не слышащего и не слушающего, в чём Вы убедились прежде всего, когда повелели мне, как мальчику в Спарте, которого секли перед алтарём, бить пред иконостасом в переполненном людьми соборе поклоны в день моего рукоположения – в наказание за то, что, взяв предварительно консультацию у протодиакона, тем не менее неверно прочитал перед «Апостолом» два стиха, аз предпринял попытку рассеять созданное Вами мнение о моей грешной персоне, направив, согласно Вашему совету, запрос в «Приказ тайных дел», правда, не по месту жительства, а в Москву.

Из почтового уведомления явствует, что товарищи дзержинские, ежовы, берии получили моё послание вовремя. И, хотя бумага моя составлена, по убеждению учёного соседа, «деликатно и обдуманно», ответа, как всегда, нет; возможно, сие свидетельствует не о молчании Бога, безусловно сидящего по авторитетному мнению многих лиц, на Лубянке, а – так считает Шатобриан – о трагическом аспекте моей собственной глухоты.

Поскоку Вы просили информировать о разворачивающихся событиях, почтительно довожу до сведения Вашей святости, что неделю тому зондировал почву на предмет зачисления в здешнюю церковь. Мне сказали: наличествует вакантная точка, т.е. в функции сторожа включены не только охрана объекта, но и топка печей, уборка двора вкупе с чисткой… общественного туалета. Я было вспылил, но, вспомнив, что святой Франциск Ассизский ютился во исполнение окрика Папы Римского в хлеву со свиньями, дал крепкий зарок неукоснительно соблюдать присущие вахтёру обязанности. И тут обнаружилось, что облюбованная мною оказия (70 руб. в месяц) уже занята! Излишне описывать досаду Вашего покорного слуги…

Благодарю Ваше Преосвященство за любезность, с которой Вы вновь напомнили мне о диагнозе, поставленном инакомыслящему экс-студенту неудачниками, ставшими, по выражению Набокова, психиатрами.

Вы подчеркнули, что, так как я уже два года нигде не работаю, это и с церковной, и с гражданской стороны – ненормально. Однако я горланю, надсаживая глотку, во все государственные и конфессиональные инстанции не два, а три года! «Кто-то приложил к сему свою грязную руку», – считает опять-таки мой учёный сосед.