Духота

По дороге в школу проник в храм и, замирая перед незнакомым мне миром, застыл у дверей, забыв про уроки, не смея двинуться вглубь… Огромные картины, красные и синие… Я не знал, что это иконы… Именно в тот день впервые в жизни увидел Христа…, почуял запах ладана, въевшегося в стены, одежду священника, тихо беседующего в углу с… Я понимал, это священник, потому что, встретив его в рясе на улице, хватался с другими несмышлёнышами за что-нибудь чёрное, за любой чёрный предмет, чтобы избежать неудачи, якобы неизбежной от свидания с попом.

И как часто позже силился восстановить впечатление от первого попадания в тёплый православный храм! Это жгучее, утраченное до слёз, чувство страха и восторга, но никогда оно не возвращалось. Были иные взлёты, непередаваемые мгновения на литургии у престола, но потрясение, испытанное в раннем детстве, не приходило вновь, лишь дальним эхом повторив себя через много лет, когда ещё совсем молокососом (ну едва стукнуло тридцать лет), вот эту руку, убранную в серебряный чехол с драгоценными камнями, покоившуюся в укромном куту Свято-Троице-Сергиевой лавры, эту руку, что коснулась на Крещении во Иордани головы Спаса, с трепетом в сердце поцеловал, молясь удостоить меня сана диакона, забыв юную надежду стать морским волком.

XXXIV

– Лида! – говорю матери за обедом. – Ко мне опять прицепилась «детская болезнь левизны в коммунизме»: сколачиваю общину, чтобы открыть собор Иоанна Предтечи…

– Да ты ещё в школе мечтал стать часовым у этой церкви!

– Ты лучше припомни, что и Чичиков был членом комиссии по строительству храма Христа Спасителя в Москве!.. Богодралы наспех реставрируют здание, хотят сделать историко-краеведческий музей… До революции, представляешь, в соборе хранили греческую рукопись книги «Апостол»! Кажется, одиннадцатый век, если не заблуждаются археологи. Их исследование издано в Санкт-Петербурге в 1886-ом году, том первый. Проверял в Салтыковке, когда недавно ездил. А теперь здесь монтируют сортир!

– Где «здесь»?

– Да в храме, как не понимаешь?! Захожу на днях в собор… Ба! Новый унитаз, новая узкая дверь!.. Рабочие в один голос: «Мы-то что? Делаем как прикажут… Скажут – уберём… Но вообще, конечно, срам, бесстыдство… Можешь? Помоги… Такое выдумали!.. Нужник даже в план реставрации вмазан, хотя испокон веков на Руси сральников в церквях не было!»

Я – опрометью в отдел горисполкома к директору историко-культурного заповедника, доктору наук Элеоноре Яковлевне Умрихиной (разрезы по бокам юбки щелями жабр акулы).

– Это не отхожее место. Это санитарно-гигиенический узел для работников будущего паноптикума! – аннулирует мой протест туалетная леди, поигрывая авторучкой, наподобие лопатки, которую по рекомендации Яхве имел каждый еврей в пустыне для зарывания в песок своих экскрементов.

– Она права, – замечает Лида. – Вон, ты же сам говорил, в Москве, на углу Красной площади, где хорошел Казанский собор, после сноса устроили общественный туалет. И ничего!

– Двинул телеграмму генеральному прокурору с жалобой на Умриху… Включаю тебя в список общины. Не боишься?

– Чего бояться? «Не верь, не бойся, не проси» – кто этому меня со слов Солженицына учил? Не ты ли?

В окно вонзается визг соседки:

– Театр горит! Пожарная машина, шланг!

Мать бросает ложку:

– Это моя жизнь горит!

Пальто на плечи и – в дверь.

Через десять минут возвращается.

Отдышавшись, облегчённо:

– Учебная тревога…

– Эпизод из жизни великой актрисы!

– Ты бы не иронизировал, а лучше бы сходил на почту, заказное письмо из собеса.

– Уже получил, не расстраивайся.

– Почему?

– Тебе не полагается.

– Что «не полагается»?

– Дотация?

– Почему?

– Пособие выдают только тем, у кого пенсия 50 рублей. У тебя она 50 рублей 17 копеек. На 17 копеек больше нормы. Поэтому уймись: ничего не получишь!.. Марина Цветаева получала за свой труд 60 рублей, что хватало ей на три фунта картофеля и на свечку у Иверской (за окончание строя, при котором ей так щедро платили), а ты, Лида, получала машинисткой 75 рублей и всё недовольна!

– Кто, кроме тебя и меня, будет в общине?

– Надеюсь собрать человек двадцать семь… Для официальной регистрации прихода требуют двадцать лиц, но, чтобы исключить неизбежные придирки, соберём людей побольше… Витя Чамовских, Фастович, Асеев, Юрка Бирюк…

– Я могу позвать подругу с улицы Циолковского, ты её знаешь, была когда-то первая в СССР женщина-водолаз.

– Давай! Есть на примете ещё несколько пенсионеров…

– Нет, не вернут… Рядом с собором памятник «Идите топиться!»: Ленин с рукой-указателем, простёртой к морю… Да на колокольне собора, болтают, взяли вчера татарина с пулемётом (пропало, мол, что-то из комнаты для оружия в милиции)… Хотел угостить свинцом седьмого ноября правителей на трибуне перед памятником… Нет, не отдадут.

– Отдадут, вот увидишь! До краха «империи зла», где Священники Сняли Свои Рясы, рукой подать.

XXXV