Духота

Я настолько уверен, что Господь железным жезлом перебьёт глиняные горшки, что в самом начале баталии набрасываю на бумагу проповедь «На открытие храма», сродни той, какую мог бы сочинить и при царе Горохе на учреждение в нашей волости института благородных девиц.

Кто же дерзнул примкнуть ко мне, из кого моя гвардия?

Где взять талантливых, стойких, культурных, работоспособных ребят в Тьмутаракани? Когда скульптору пятьсот лет назад не хватало металла для отливки статуи, художник бросал в плавильную печь всё, что попадало под руку: подкову, кастрюлю, кочергу…

Моя ватага – примитивно маленькая секта первого века. Здесь культ бедности, нет ни денег в банке, как у любого монастыря на Афоне (или у Патриарха всея Руси), ни имущества, ни помещения под храм. Она агрессивна, со всех сторон – враги. Но за нею – будущее!

Уже освоено железо, внедряется употребление топора, меча, сошника. Кочую по квартирам с речью о пользе оседлого скотоводства, приумножения пастбищ: бомблю от имени непризнанной ячейки просьбами, жалобами, угрозами горисполком, прокуратуру, обком, Совет по делам религий, Священный Синод, Фонд культуры, главу государства, заграницу (оттуда в органы власти летят протесты стаями голодной саранчи величиной с апокалиптического коня).

Градоначальство ещё интенсивнее реставрирует собор… Настилают деревянный пол… Купол внутри обтягивают шёлком с рисунком райских растений… Появились ранее отсутствующие царские врата… Стою и вижу, слышу, как под пеплом алтаря шипит стожалыми змеями приёмная комиссия…

Я проиграл!.. Прячусь от стыда за ближайшую колонну.

Ффу!.. Дурацкий сон!

XXXVI

Благополучно пережив «1984 год» местная газетка «Победа» (в антиутопии Оруэлла бренд «Победа» – паршивый джин, суррогатные сигареты, фальшивый кофе, жилой дом с уборными и спальными сплетнями) натравливает и регулярно, минимум дважды в неделю, спускает со своих цепных страниц на меня и моих друзей свору разгневанных продавщиц, слесарей, ветеранов партии и труда, рыбаков, комсомольцев, металлургов, домохозяек, гинекологов, педагогов, сторожей, возмущённых, ущемлённых мещан:

– Как посмел нас обозвать в печати «недобитыми сталинистами»?! Дулю ему, а не собор!

Лида, пробежав глазами свежий номер городского официоза и не найдя в нём очередной выпад против её сыночка, расстраивается не менее, чем когда узнала: на том свете не выходят замуж, не заводят не только романов, даже деревенского флирта.

Едва осень срезает жёлтые листья с деревьев, как золотые пуговицы с мундира Сталина перед погребением у кремлёвской стены (немцы, опуская тело советского генерала в могилу, даже золотые запонки не сняли с его рубашки), я, исполняя обещание «встретиться на новых баррикадах», которое дал оппонентам, когда вышибали из вуза, будто кулака из колхоза, двигаю свой десантно-штурмовой отряд крестным ходом с чёрным транспарантом «Памяти жертв красного террора» через весь город – в канун праздника Октябрьской революции – на окраину, ко рву расстрела гимназистов, офицеров, казаков, интеллигентов, людей, просто недовольных властью совета рабочих и собачьих депутатов.

Местные телевизионщики снимают на плёнку историческое событие, происходящее впервые. Компартия глазами раненой лани таращится с тротуара на разрешённое ратушей безобразие: шествие мракобесов под самодельными хоругвями с безбородым попом в потрёпанной ризе, с эскортом милиции и взводом солдат (кто-то подметнул нам письмецо с угрозой показать, где раки зимуют, если не отменим скандальный парад!).

– Три года назад, – возвышаю в столице Крыма глас на конференции общества «Мемориал», – в нашем городе назло всем чертям возникла православная группа, настаивая вернуть верующим поруганный лиховщиной древнейший храм.

Сталинизм нынче – нечто вроде четвёртого блока взорванной атомной электростанции в Чернобыле. Он погребён, но дышит в бетонном саркофаге, и время от времени делает смертоносные выбросы в атмосферу, несмотря на официальные заверения, будто угроза нашей жизни миновала. Новое политическое мышление призывает страну к пересмотру прошлого, исправлению трагических ошибок.

Как даёт о себе знать объявленная партией перемена мышления, казённая метанойя?

Учредителей общины постоянно вызывают на промывку мозгов в исполкомы, к администрации по месту работы, требуя отказа от затеи открыть старинную церковь. Все «коммунизмовы затоны» от юга до Москвы топят наше ходатайство, мотивируя тем, что пульсация двух небольших церквиц полностью удовлетворяет религиозные запросы двухсоттысячного населения.

На самом же деле люди вынуждены в крупные праздники мокнуть под открытым небом, стынуть в мороз и жару у дверей и стен; молитвенная клетушка, по сути: часовни, не вмещают даже трети прихожан!

Пресса обрушила на нас трафаретное обвинение в «преследовании грязных политических целей», «предательстве Родины», «демагогии», «корысти». «Двадцатка» подала на газету «Победа» иск в нарсуд по статье 7 Основ гражданского законодательства, в защиту чести и достоинства.