Вокруг моего пристанища сиротеют полузаброшенные участки с высохшими деревьями. Один из них с ветхим домом якобы присмотрел и хочет по дешёвке приобрести представитель высших кругов нашего захолустья – президент группы компаний «Шикарный клуб». В центре города у этого толстосума трёхэтажный особняк, заваленный лягушками из поролона, гипса, дерева, металла. Сей растиражированный символ денежного богатства почитает его супруга, чуть похожая на семипудовую купчиху, в которую давненько мечтает переселиться из романа Достоевского проказник чёрт. Друзья, знакомые, просто приятельницы, прислуга, зная о пристрастии хозяйки, преподносят ей в день рождения, на Новый год, в праздник клиторного пролетариата 8 марта магазинные игрушки в виде всевозможных амфибий. Обитель кишит муляжами земноводных разного формата, от напёрстка до крупной кастрюли, оккупировавшими парадные комнаты, коллекционную мебель, напольные вазы из Китая, гаражи, сторожку, бассейн. Скопище квакух, кажется, перебралось сюда из Ветхого Завета, где нашествием полчищ их родственниц, отвратительных жаб, позалезавших в печи, квашни, спальни, Господь рассчитывал вразумить жестокого фараона, не желавшего отпустить в землю обетованную зело расплодившихся в его стране бедных евреев.
Покидая край пирамид, иудеи тихо обобрали египтян, прихватив серебряные, золотые вещи и одежды из парчи.
Премудрые раввины, неравнодушные к финансовому благополучию богоизбранного народца, тем не менее считают знаком преуспеяния Израиля не мещанский символ лягушки, а купину неопалимую – горящий, но не сгорающий куст, откуда Господь Саваоф вещал пророку Моисею на склоне горы в Палестине.
Неутомимые потомки Авраама – племя пылающее, однако не потухающее от неприязни к нему других наций.
Купина ядовита. Цветы и плоды её вызывают, если прикоснуться, химический ожог кожи. Волдыри лопаются, язвы плохо заживают. Лечение длительно, болезненно: нарывы, температура, слабость… Остаются рубцы, пигментные пятна…
Живёт это знаменитое растеньице и в Крыму, где сионисты грезили после войны обрести рай на пару с Гитлером, который мечтал о том же, но только для арийцев.
Близкое общение с купиной, как и с «царевной-лягушкой» (начертавшей на двери опочивальни мужа красным фломастером на квадратике белой бумаги титул: «Царь») повторяю, оставляет, правда, не у всех, следы ожога.
– Жаба гальванизированная! – ругается Сашка. Нанялся было в охранники пенатов президента «Шикарного клуба» да надерзил господыне и мигом под зад вылетел за ворота.
Сашка родился на Кавказе, как и я.
Где? Конкретно.
Клянусь Прометем, в Огнях! Среди острых скал и гордых вспыльчивых горцев.
Огни – село в Дербенте; туда перед наступлением немцев в 41 году дед, партработник, вывез из Крыма нашу семью. Сюда был демобилизован с фронта после тяжёлого ранения пехотный офицер, мой будущий отец.
Сейчас Огни, по слухам, большой город, очаг дагестанских банд, куда мотыльком летит моё сердце.
Во мне и в Сашке ни капли кавказской крови.
Но внутри себя, всю жизнь, чую как бы огонь, зажжённый именем места моего появления на свет.
Фамилия моего деда по матери: Москаленко. Москаль значит русский, солдат. Здесь пахнет порохом, огнём. Следовательно, предки наши из русской рати, осевшей в Малороссии.
Присматриваясь к генетическим корням, со смятением в душе обнаруживаю, что меня с пелёнок опекает персонал… Нового Завета: дед Гаврил Семёнович, бабушка Мария, отец Иван, мать Лидия, то бишь сплошь тезоименитости – архистратиг Божий Гавриил, старец Симеон Богоприимец, Мария Магдалина, Иоанн Креститель, благочестивая Лидия, удружившая апостолу Павлу!.. Получается, я от утробы родительницы предназначен к тому, чтобы хоть на излёте лет выстроить храм Имени Божию, ну… какую-нибудь махонькую церковь, где никто, никакая тварь не сможет мешать мне служить.
Но где сей «соблазн для иудеев, безумие для греков» будет находиться?.. Да, вот тут, в южном закоулке… Поселюсь в предместье под стать обитателю херонейского закута чтимого Апулеем Плутарху, который вкрапливал в свои сочинения, как иной проповедник в свои диатрибы фрагменты собственной жизни: кем был его дед, его близкие друзья, отчего ему на хватало хорошей библиотеки, да как утешить супругу… «Тихо буду проводить дни жизни моей, помня горесть души своей».
II
Сам рыл траншеи под фундамент, заказывал узкие оконные рамы, двери с закруглённой макушкой, привозил на самосвалах песок, щебень, цемент; бранил нерадивых штукатуров; влезал в долги; покупал краски, доски, кафель; шпаклевал, белил… Думал: кто захочет – пусть присоединится. Но сознательным элементам трудящихся масс, семенящим на огороды, не до Христа: пять-шесть старушенций стекаются на литургию.
– Это вы зажгли лампаду в углу? – спрашивает Достоевский, когда перечитываю «Бесы».
– Я зажёг.
– Кто вас просил? – бурчит судьба.