Духовная безопасность нас и наших детей

Очевидно, что присутствие чувственности сообщает страсти особую «горячность», «эмоциональность» – внутреннее движение, как порой при гневе, сексуальном возбуждении, чревоугодии, просмотре сериалов и азартных игр. Это и есть, собственно говоря, «аффект», когда элемент удовольствия становится настолько преобладающим, что поглощает собой индивидуальность человека, властно управляет его разумным существом (разумным ли уже?). И тогда оно называется уже не «пафос», а «hdon/».

По учению Евангелия, «злые помыслы», исходящие из «сердца», служат не только исходным психологическим моментом, главным, существенным содержанием злого направления жизненной деятельности человека. По своему специфическому нравственно-психологическому содержанию данное понятие оказывается очень близким к понятию «пафос». Отсюда – учение Христа о том, что гнев равняется убийству, пожелание плотских, сексуальных отношений дает соответствующий отпечаток на психике человека, внешне даже никак не проявлявшего подобного желания или действия, и что суд человечества Богом будет заключаться в оценке прежде всего внутреннего состояния каждой личности, а потом уже – дел.

Интересно, что санскритский корень слова «рита» означает «священнодействие». То есть, человек «религиозен», даже если он не верит в Бога и не совершает молитв.

Показательно, что «ритуализация свойственна (…) человеческой религиозности от древнейших времен до наших дней (…) Ритуальное заклание животных по определенным вероучительным правилам достаточно известно у всех народов, но и многочисленные церковные обряды (крещение, миропомазание, причащение, да и литургия) в христианстве, как, впрочем, и во всех остальных мировых религиях, несомненно, подтверждают замечание Эриксона о том, что ритуал является составной частью не только метафизического, но и психологического существа человека. Следовательно, желание некоторых современных молодых людей взращивать в себе так называемую приватную религиозность без участия в каких-либо ритуалах не оправдано ни психологически, ни религиозно».

В советское время, например, место религиозных ритуалов занимали партийные собрания и «культурные мероприятия» (кстати, чаще всего, проходившие в бывших православных храмах). Одним из ритуалов в наше время стало поклонение шоу, игро-мании, ведь у людей, проводящих много времени на стадионе, перед телевизором или компьютером, «развивается состояние гипно-наркомании, то есть болезненной повышенной внушаемости». Согласно исследованию Н.В. Чудовой, средние «жители Интернета» в общем характеризуются проблемами в личностном общении, и саму «паутину» используют как компенсацию «отсутствия чувства близости и взаимопонимания преувеличенными представлениями о собственной независимости, а также отказом от следования общепринятым нормам».

Некоторые психологи справедливо отмечают, что легче изменить какие-то обстоятельства жизни человека, его воззрение на жизнь, нежели самого индивида. Но исходя из религиозного рассмотрения психологии страстного человека, каким несомненно является штатный невротик, необходимо сделать важный вывод. При лечении не достаточно просто уничтожить «причину» привычки, источник стресса. Ведь страсть, если она уже есть, должна была успеть стать и источником некоего зловредного ритуала, который непременно возродит страсть при одном воспоминании о ней через его проигрывание. Отсюда, кстати говоря, и психическое влечение наркоманов к источнику своей страсти. Оно служит «причиной повторяющихся рецидивов и (…) скептических настроений в отношении принципиальной излечимости состояний зависимости».

Потому просто необходимо еще и заменить существующий порочный ритуал на положительный образ («рита»). Свято место, как известно, пусто не бывает. Это отчасти напоминает прозрения гештальт-терапии и Нейролингвистического программирования, но в «религиозной психотерапии», как ее назвал Юнг, данный процесс существовал изначально в виде приобщения больного определенным церковным правилам, традициям, ритуалам: послушанию, труду, безмолвию, молитвенным и постовым бдениям.

Как бы это ни было трудно, экзистенциальная тревожность требует именно изменения внутреннего мира человека. Ведь «страсть» – от славянского слова «страдание» – означает «страду» – то есть тяжкий труд в поле во время уборки урожая. Помочь страдающему может не столько «выслушивание» его проблем и раздача ценных рекомендаций, как надо жить (ведь проблемы пациента – индивидуальны, а потому неповторимы и субъективны), сколько реальное «сострадание», то есть «соработничество» терапевта в психическом тяжком труде человека – труде нахождения самого себя.