Человек «страдает», пока его психика «работает» вхолостую, когда он подчинен страсти. Но как только эта работа будет направлена в конструктивное русло, его страдание закономерно заканчивается. Но этот опытный факт может также означать, что человек, даже ничего не делая в религиозном отношении, все же является несчастным «трудником», который работает впустую, несет не предназначенный ему крест, взваливает на себя заботу о мнимом «боге» (или «богах»), являясь настоящим идолопоклонником.
Известный русский философ Иван Ильин в своем фундаментальном исследовании «Аксиомы религиозного опыта» высказывает догадку, что, в конечном счете, это экзистенциальное беспокойство человека, выраженное в ритуалах, проистекает из его безотчетного стремления к Богу. Ведь само понятие «религиозность» происходит от лат. religare, означающего некую «обратную», потерянную связь с тем, что ему трансцендентно. Это стремление Ильин назвал «интенцией», т. е. «направленной религиозной интуицией» – тем, что вложено в самую природу человека, «образ Божий». С христианской точки зрения человек действительно связан с «архетипом» – «Первообразным» в религиозной жизни, ведь он создан по «образу Божью», а значит, реализует себя только через соединение и связь со своим «Первообразом», т. е. Богом.
Получается, что религиозность, как интенциальная обеспокоенность (как бы «завороженность») вечностью заложена в структуру существа человека. А откуда же иначе, зададимся вопросом, взялась бы эта фантастическая заинтересованность общества, после даже, в общем-то, довольно непродолжительного периода господства в умах идеологической антирелигиозной пропаганды XIX–XX вв., востоком, восточной психологией и медитацией, которая является прямым способом приобщения мифическим традициям восточных религий? Откуда увлечение восточными магическими календарями астрологической направленности, празднование «хеллоуина», и возвращение к славянским языческим традициям сожжения тряпичных кукол-человечков – «маслениц», – и рождественские гадания? Откуда вера в домовых, леших, магию и прочую нечисть? Откуда в коммунизме, который вроде бы и движим был внешне антирелигиозной идеологией, возникла вполне мифическая завороженность «светлым будущим»?
По справедливому замечанию профессора Московской Духовной Академии М. Дунаева, если мы пристально вглядимся в атеизм – мы увидим, что это – извращенное именно религиозное вероучение: «псевдорелигия». Ведь «коммунистическая идеология имеет свою веру (в светлое будущее), своё писание (труды классиков марксизма), свою церковь (партия), своих святых подвижников (самоотверженные борцы за партийное дело), своих еретиков (оппортунисты), свои понятия о бессмертии (бессмертие партийного дела), даже свои мощи (в мавзолее) и т. д.» «О религиозных претензиях этой идеологии проговорился, например, Луначарский, рассуждавший в 1906 году о (…) «задачах социал-демократического художественного творчества»: «Социал-демократия не просто партия, а великое культурное движение. Даже величайшее из до сих пор бывших. Только могучие религиозные движения могут быть отчасти приравнены к нему». И само искусство Луначарский мыслил именно как продукт религиозного творчества:»…социал-демократическое искусство возможно в том же смысле, как христианское искусство, буддийское или эллинско-языческое». В 1925 году в примечании автор уточнил: «Теперь, конечно, это относится только к коммунизму»».
Вообще же, «всеобщность религии в человечестве – один из самых впечатляющих фактов всемирной истории», – не без основания заявляют ученые. Действительно: не существует ни одного факта безрелигиозного бытия общества Homo sapiens за всю многовековую историю человечества, даже если рассматривать самую колыбель человеческой культуры: от развитых социумов Греции и Рима, Китая и Индии, Америки, Египта или Вавилона – вплоть до первобытных обществ. Само же «появление у множества самых различных народов и в разные времена понятий о высшей правде, истине, небесной справедливости достойно удивления и трудно объяснимо с нерелигиозной точки зрения», – замечает К.С. Харитонов.