Я села и с трудом сделала глоток. Стало легче, но больше трех я не осилила, а Шон к чаю вообще не притронулся. За компанию он пьет только виски. Или думал, что я выпью две чашки? Но он оставил все мысли при себе и отнес чай обратно на кухню, потом разделся и лег на самом краю.
— Если мешаю, могу уйти на диван, — сказал он, когда я придвинулась к середине.
— Скажи еще раз доброй ночи на гаэлике, пожалуйста.
— СобЫасШ БатЫ — сказал Шон, так и оставшись ко мне спиной.
Я сначала хотела тронуть его за плечо, а потом поняла, в чем дело. Это только я на него не реагирую. Чего он на диване не остался тогда?
— Шон, — позвала я тихо. — Тебе есть, чем гордиться, — я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы не перейти на шепот. — Ты шикарно читаешь книги и играешь на вистле. Честно. Я не льщу.
— Поиграть?
Шон тут же повернулся ко мне и завел за ухо мои мокрые пряди, но не поцеловал.
— Я не помню, куда положила дудку.
— Она тут на тумбочке.
Он быстро нашел коробочку и вытащил железяку, только в его руках превращавшуюся в музыкальный инструмент. Заиграл он веселую мелодию песни, с которой ввалился ко мне, находя дырочки на ощупь. Свет мы так и не зажгли.
— Ты мог бы стать музыкантом, — сказала я, когда он отложил вистл.
— Мог бы, но не стал. Я тот, кто я есть. Полулошадь, полуборзая. Ни то, ни се. Но зато я прекрасная пара для Джеймс Джойс.
Шон замолчал. Я потянулась к нему, чтобы поцелуем убрать с лица убитое выражение, которое не скрывала даже темнота.
— Пожалуйста, Лана, — Шон отстранил меня. — Я не привык спать с женщиной. Даже через пижаму я чувствую тебя.
Я осталась подле него. В пустом желудке что-то дрогнуло.
— Я могу снять пижаму.
Шон схватил меня за шею, но не поцеловал.
— Я слишком пьян для того, чтобы себя контролировать, но недостаточно, чтобы наплевать на последствия, понимаешь?
Я кивнула и вывернулась из его рук. Оставалось только повторить фразу на языке кельтов, но я не смогла. Может, потому и уснула не сразу. Долго лежала с закрытыми глазами и вдруг почувствовала, как Шон придвинулся, чтобы прижаться голой спиной к моей фланелевой. Мне сделалось хорошо и спокойно. Мысли о Лиззи отступили, и я уснула.
Глава 29 "Запах ирландского дождя"
— It's raining, it's pouring;
The old man is snoring.
He went to bed and he Bumped his head
And he couldn’t get up in the morning.
(Дождь идет, прямо льет, под него старик храпит Пока ложился, головой приложился и утром не сможет подняться).
Я открыла глаза, пытаясь сообразить, который час. Дождь застилал окно, барабанил по крыше, давил на и так тяжелые веки. Я подчинилась его желанию, но провалиться обратно в сон не получилось. Шон сильнее потряс меня за плечо. Я вновь взглянула на него. Одет, с довольной улыбкой. Спасибо, что перестал петь.
— Который час? — озвучила я мучивший меня вопрос.
— Ранний.
— Так зачем разбудил?
— Пожелать тебе доброго утра, пока оно еще утро и пока оно доброе.
Я застонала и откатилась от края, заворачиваясь в одеяло, что в кокон, чтобы не сказать, что ирландское утро не бывает добрым. Особенно в дождь, который поделил наравне с виски ответственность за мою головную боль.
— Ладно, лежи до солнца.
— А оно будет? — пробурчала я в подушку.
— Обязательно. Прости, что разбудил. Просто не хотел, чтобы ты проснулась и обнаружила, что меня нет.
Шон поднялся с кровати.
— Ты куда? — действительно не поняла я.
Шон покачал головой, словно глядел на неразумного ребенка. Разум ко мне возвращался с черепашьей скоростью.
— С собакой гулять. Собаку кормить.
Я выдохнула, надеясь, что больше тупить не буду, и тут же брякнула:
— В дождь?
— Дождь физиологических потребностей не отменяет.
— Знаю. Возьми с вешалки зонтик. Правда, он с овечками. Но лучше, чем мокнуть.
Шон опять улыбнулся. Ну, не наглость, а? Где его похмелье?
— Мы в Ирландии. Здесь дождь используют вместо душа. Холодного.
Я решила не улыбаться, и Шон продолжил:
— Включить водогрей?
Я со стоном покачала головой и приподнялась на локтях.
— Я пойду с тобой. Без зонтика.
— Тогда не разлеживайся. Пожалей собаку.
Себя мне стоило жалеть в последнюю очередь. Зачем пила? Ведь понимала, дура, что будет плохо. С трудом разогнувшись, я нацепила футболку и джинсы.
— Носки не нужны, — остановил меня Шон, застилая кровать. — Пойдем босиком. Что ботинки зря мочить?
Резонно, и я завернула штанины. Шон последовал моему примеру. По дороге я забрала из ванной всю грязную одежду и бросила в стиральную машину, надеясь, что дождь отмоет меня не хуже, пусть и без порошка. Дождь быстро промочил нас до нитки, но не заставил дрожать. Руки Шона, пусть и мокрые, оставались горячими и сильными. Пару раз он брал меня на руки, чтобы перенести через топкое место. И чтобы поцеловать. Дождинки дрожали на наших губах утренней росой и утоляли жажду лучше всякой воды. Кажется, у них даже был малиновый привкус.
Ноги по колено в грязи, о коврик не вытрешь. Шон приоткрыл дверь. Джеймс Джойс сначала было ринулась к нам, но сразу попятилась.