Двойной без сахара

— Ну давай… Я потом тебя вытру, — заворчал Шон на собаку и потянулся к ошейнику, но Джеймс Джойс увернулась. — Позови эту дрянь, — обернулся он ко мне за поддержкой, а я бы тоже никуда не выходила из- под козырька. — У вас с ней любовь, из которой меня вычеркнули за ненадобностью, — добавил он слишком горько, чтобы проигнорировать, и я повисла у него на шее.

Ноги в луже, футболки набухли, как паруса, а мы целуемся, как школьники, прямо. Ужас… Как не стыдно! Самое время получить от недовольной Джеймс Джойс хвостом под коленку.

— Пошла в дом, ревнивая тварь, — промычал Шон, не отрываясь от моих губ. — Мы тебя еще раз позовем…

Но я оттолкнула этого ирландского козла — хватит над животным издеваться! И Шон потащил меня обратно под дождь. Если к вечеру я захлюпаю носом, буду знать, кто в этом виноват… Черт, я не взглянула на телефон! Я даже не вспомнила про него…

— И что, все?

Я сначала не поняла, что Шон обращается к собаке, которая, не дойдя даже до скамейки, побежала домой. Он почти что разлегся на пороге, чтобы вытащить из-под вешалки тряпку, не испачкав пола грязными ногами. Шон вытер лапы собаке, а потом раскрыл тряпку передо мной. Я сначала рассмеялась, а потом позволила обтереть себе ноги, но прежде чем вступила в прихожую, выжала футболку, но как-то неудачно и попала на сидящего на пороге Шона. Только смех не позволил мне извиниться, да и Шон не расстроился. В крайнем случае, вымою в наказание пол!

Шон насыпал собаке корм и вопросительно уставился на меня.

— Я мокрой есть не буду.

И мы пошли обратно, но до дома не дошли. Шон вдруг остановился и схватил меня за плечи, как заговорщик.

— Ты уже все равно мокрая.

— Нет! — запротестовала я, прочитав его мысли по глазам. — Я не буду купаться! Не буду! Это дурь! — возмутилась я в голос, когда Шон нагло стащил с меня футболку.

— Так давай подурим, — сказал и стащил следом джинсы.

— Иди ты к черту!

Но куда там! Он уже и сам разделся. Не поднимать же одежду из грязи! И в трусах не побежишь. Никого нет, но все же. И я стащила с себя последние тряпочки, наслаждаясь смущением Шона.

— Даже так?! — И он тоже снял трусы.

Впереди ждало самое страшное — кувшинки. На моем лице явно отразился ужас перед встречей с ними, и Шон подхватил меня на руки.

— Я отпущу тебя на глубине.

Шон входил в воду, как в парное молоко, я же заорала, когда он швырнул меня. Брр… Аж зубы застучали, но я поплыла, страшась коснуться дна. В темной воде ничего не видать — зато круги от дождя такие красивые…

— Доплывешь до коттеджа?

Я глянула на бескрайнюю пузырящуюся темную гладь и задрожала сильнее, но поплыла. Всяко лучше илистого дна — там можно подтянуться на досках. Но дыхание быстро подвело меня, и я схватилась за заботливо подставленное плечо.

— Осталось совсем чуть-чуть, ты сможешь.

Я доплыла, но из воды вылезти не смогла. Вернее не успела, остановленная возгласом Шона:

— Что вы здесь делаете, О'Диа?!

Я увидела ботинки и мокрый плащ. Лица под капюшоном было не разглядеть.

— Зашел проведать скучающих дам и составить им в дождь компанию. Но ты, Шон Мур, вижу, меня опередил. Хорошо я вас заметил, а то ведь так бы и ушел, не найдя машины. А где, рискну поинтересоваться, мисс Брукнэлл?

— В Нью-Йорке, — ответил Шон. Я могла в тот момент только дрожать.

— Вот как? А по какому делу?

— Семейному.

— А…

Но тут Шон уже не выдержал:

— О'Диа, дайте нам уже вылезти из воды. Мы окоченеем здесь.

— Вылезайте, кто ж вам мешает?! — послышался из-под капюшона недовольный бубнеж.

— Вы нам мешаете, О'Диа! Вы милый!

В ответ послышалось недоуменное кряканье.

— О'Диа, ступайте к входной двери, — скомандовал Шон. — Мы вам откроем, когда оденемся.

Господин Гончар еще чуток потоптался в луже и ушел. Шон вылез сам и вытащил меня. К тому моменту мне стало по барабану, что у него между ног. Меня душил смех. Дикий, истерический, и я вся сжалась, чтобы не выпустить его наружу.

— Замерзла? — обнял меня Шон, хотя не знаю, как он думал согреть меня таким же мокрым и ледяным телом!

Французские двери со вчерашнего завтрака оставались незапертыми. Шон притащил из ванной три полотенца. Взял одно, вытерся и обмотал вокруг бедер. Вторым я закрутила мокрые волосы, а третьим попыталась согреться.

— О’Диа брехун, но не трепло. Я скажу ему, чтобы молчал.

— Не надо. Он же ничего не видел. Может, у нас в Сан-Франциско принято плавать голышом.

— Тогда я пойду открою.

И тут началось такое… Я поспешила одеться, чтобы мужики не перегрызлись у дверей. Бреннон О'Диа мог бы чуть уменьшить громкость

— Джеймс Джойс за озером явно услышала, каким нехорошим был ее хозяин, что заставил меня плавать в такую погоду. Речь у Господина Гончара была намного длиннее, но мой мозг ее, к счастью, резюмировал.

— Мур, ты когда-нибудь оденешься? — не выдержал мокрый гость созерцания голого торса своего водопроводчика.

Я к тому времени вышла в гостиную и смогла оценить наглую улыбку Шона.

— Оденусь, но не сейчас. Сейчас мне не во что одеться.

О’Диа остался с открытым ртом, не в силах переварить ответ.

— Я сюда приплыл, — помог ему Шон. — И, если б не вы, О’Диа, поплыл бы обратно.

— С мисс Донал?