Элеонора Дузе

в труппе Дузе была ангажирована сперва в генуэзский театр «Дже¬

новезе» , затем в «Андреа Дориа» («Маргериту» ).

Владельцем их был Даниэле Кьярелла, который по своему обык¬

новению прибегал к моей помощи и к помощи других журналистов в

том случае, когда хотел сделать немного рекламы для своих «теат¬

ров», включая «Альказар», и привлечь публику из нового городка,

расположенного вблизи от Камальдоли, где находится вилла Эрмете

Новелли.

Как-то я заглянул в «Дориа, чтобы познакомиться с очередной,

не знаю уж какой по счету жалобой Кьярелла, с которой он собирал¬

ся обратиться к зрителям, абонировавшим ложи в его, как он выра¬

жался, «триатро» *.

Там на собственный страх и риск каждый вечер чуть ли не перед

пустым залом выступала Дузе. Пока я переводил на понятный всем

язык жалобу Кьярелла, мимо прошла Дузе, возвращавшаяся с репе¬

тиции. Заметив Кьярелла, который стоял рядом со мной очень просто

одетый, она подошла к нему и с горечью сказала:

— Мы работаем только для того, чтобы как-нибудь протянуть, до¬

рогой импрессарио!

— Знаете, что я вам скажу? — проговорил Кьярелла, пристально

глядя на знаменитую актрису.

— Что же вы хотите мне сказать?

— Что вы — первая актриса мира, это я вам говорю. Но надо, что¬

бы вы знали себе цену. Надо, чтобы вы разъезжали с импрессарио, ко¬

торый умел бы сделать вам рекламу. Чтобы он показал вас во всех

уголках земли, чтобы заставил публику платить за вход не гроши, а

хорошие деньги. И чтобы вы не играли каждый день, а выступали

только в особых случаях. Вот тогда, чтобы увидеть вас, люди ничего

не пожалеют.

— Ну что ж, я воспользуюсь вашим советом,— ответила Дузе.

Не знаю, помнит ли сейчас замечательная актриса советы Даниэ¬

ле Кьярелла, которые, повторяю, я привел буквально.

Конечно, потом у нее не было недостатка ни в ловких импресса¬

рио, ни в счастливых турне, и она уже знала себе цену» *.

Дузе испытывала постоянную потребность чувствовать себя со¬

вершенно свободной в выборе репертуара, и происходило это, конеч¬

но, вовсе не потому, что она помнила старые советы Кьярелла, нет,

причиной было то, что она постепенно и все в большей степени осозна¬

вала свою ответственность — ответственность художника перед ис¬

кусством. Чтобы спасти в себе актрису новой формации, в которую

когда-то поверил Росси, Дузе пришлось причинить ему боль — рас¬

статься с его труппой, становившейся все более неорганизованной,

игравшей такой старый репертуар, что ей не удавалось выступить да¬

же в «Даме с камелиями».

«Росси все тот же — боится себя, боится других... никогда он не

хотел понять, что я не товар, а человек»,— греша против справедливо¬

сти, писала она в начале 1886 года Д’Аркэ.

В марте произошел окончательный разрыв. «Ну, теперь я сожгла

за собой все мосты и больше уже не могу возобновить отношения с

Росси. С будущего сезона буду работать по-своему и для себя. Это

решение стоило мне тяжелых переживаний. А я ведь ничего лучше¬

го не желала, как, помня успешные результаты нашей совместной ра¬

боты, чувствовать руку Росси, добрую и относительно дружескую. Но

он не пожелал сделать хотя бы малейшей уступки, и паши интересы,

расходясь сперва в пустяках, потом в крупной, привели к разрыву...».

Узнав об уходе Элеоноры из труппы Росси, актер Франческо Гар-

цес78, муж Эммы Гарцес, лучшей подруги Дузе, тотчас написал ей,

приглашая как компаньона вступить в труппу, ставящую своей целью

обновление театра.

4 февраля 1886 года Дузе ответила ему, полностью переписав его

же собственное письмо, дополнив его лишь короткими комментария¬

ми и поставив под ним свою подпись, что свидетельствует о том, на¬

сколько идеи, вдохновлявшие Гарцесса, были созвучны идеям, кото¬

рые уже давно воодушевляли Дузе.

«Моя мечта, мой идеал заключается в том, чтобы иметь возмож¬

ность осуществить на практике то, что является, по моему убежде¬

нию, моральным долгом искусства, которому служу.

Я хотела бы создать (и здесь следует читать: «создам») большую

труппу, которая бы следовала принципам по-настоящему новым, со¬

временным, и отправить на чердак (о, да!) весь старый механизм на¬

шей ангельской организации.

Мне бы хотелось произвести революцию (обязательно) также в

построении мизансцен, в оформлении спектакля, в актерском ансамб¬

ле и т. д. и т. п. Я стремлюсь окружать себя всем тем, что являет¬

ся более... и т. д. и т. п.

Как видите, заменяя подпись в вашем драгоценнейшем письме, я

считаю его своим и отвечаю вам вашими же собственными словами,

потому что у меня в голове и в сердце такие же мечты и идеалы, как

у вас. К моему сожалению — поверьте, искреннему-искреннему и еще

раз — искреннему, я должна, однако, исключить из программы слово

компаньон, потому что, несмотря на то, что я очень и очень выделяю

вас среди своих друзей, я все же не могу согласиться на нового ком¬

паньона после того, как сделала все возможное, чтобы освободиться

от прежнего.

Таким образом, остается только предложить вам контракт. Впро¬

чем, я не осмеливаюсь сделать это даже формально, ибо понимаю,

сколь невыносимо отказаться от сладостной притягательности власти,

особенно, если эта власть предназначена служить возвышенным це¬